— Я о «ваххабитах», которые заполонили район. У нас в Мекеги, откуда я родом, лет 8–10 тому назад появились два бородача. Так мы с Гамидом (бывший министр финансов Дагестана, взорванный террористами) поехали в свое село, собрали джамаат у мечети, взяли этих двух бородачей и перед всем селом предупредили: «Если вы будете продолжать эту идеологию, даем слово перед всем селом — мы вас спустим с верхушки в-о-о-он того минарета!» С тех пор у нас в Мекеги нет ни одного «ваххабита». Почему вы так не поступили? Правильно поступает руководство Карачаево-Черкесии, которое выдворяет всех носителей этого бреда.
— Запрет это наиболее легкий для исполнения, не требующий ума метод, но последствия любого запрета, особенно запрета на мысль, идеологию, всегда плачевные. Была возможность не допустить этого в начале 1990 г., когда только начиналась травля «ваххабитов». Для этого нужно было прекратить разделение мусульман на «хороших» и «плохих», дать всем равные права и свободы, исключая призывы к насилию, на антиконституционную деятельность. Однако призывов к насилию со стороны традиционалистов вы не слышали, малейшее отклонение от норм «ваххабитов» преподносилось как ЧП.
— По-твоему, надо было им дать зеленый свет, соглашаться с ними?
— Государство у нас светское. Соглашаться с ними или не соглашаться, не меняет государственной линии. Не давать и тем, и другим выходить за правовые нормы. Всего лишь. Получилось так, что одним давали целые страницы государственных изданий, в которых они критиковали других, давали теле-и радиоэфир, других затыкали, не давая возможность высказаться, хотя бы опровергнуть клевету, опубликованную в подконтрольной не духовенству, а правительству Дагестана прессе. Вы, руководство республики сделали их изгоями, преследования и угрозы заставили Багаудина и его сторонников перебраться в Чечню. Что же Вы хотели получить, подарки и письма благодарности? Их экстремизм был ответной мерой на полное отвержение их властью, на клевету и дискредитацию, наконец, преследования.
— Багаудина никто не преследовал, ему никто не угрожал, он тоже имел возможность публиковаться в прессе и публиковался. Он имел возможность выступать по телевидению и не раз пользовался этой возможностью. Не надо говорить, что мы их ограничивали в чем-то!
— На счет свободы Вы сами себе противоречите, точнее Вы правду уже сказали. Угроза быть скинутым с высоты минарета — это не ограничение свобод, это не угроза жизни? Давайте поднимем подшивку любой республиканской газеты за любой месяц, к примеру, за 1993 или 1994 год и проанализируем статистику, — сколько антиваххабистских статей за месяц и сколько статей, авторами которых являлись бы представители Партии Исламского возрождения?
— Причем тут статистика, газеты? Вам давно надо было так поступить со своим Багаудином и с его несколькими сторонниками, а не сейчас! Тогда слово «ваххабизм» ни о чем и не говорило. Не было бы никакой надобности копаться ни в статистике, ни в газетах.
— Нет человека — нет проблем? Извините, здесь столько серьезных и занятых людей, я, наверное, вас задерживаю, я пойду, с вашего позволения?
— Нет, посиди. Ну, ты скажи, что сейчас, по-твоему, нужно делать? Убили нескольких работников ВД республики, мусульман, пролилась кровь. Мы это так оставим?!
— Я вижу только путь переговоров. (На слово «переговоры» у многих сидевших в зале лишь усмешка на лице). Переговоров с самим Багаудином. Он никого не убивал. Он ученый. Только переговоры и поиск компромисса может удержать нас от гражданской войны. Переговоры даже с дьяволом предпочтительны, чем бросать в пожар войны молодых, здоровых ребят.
— Да мы их всех до единого прикончим! Какие переговоры?!
— Вот у вас здесь я вижу сотни молодых крепких ребят, которые прикомандированы в Цумада. Среди них хоть один есть такой, что не жалко было бы его потерять? Хоть один есть, у кого не было бы матери, жены, детей? Ведь все они нам всем и их семьям нужны. Уничтожение тех не обойдется без жертв для вас. Ради сохранения жизни вашим работникам, нашим дагестанцам надо бы думать о бескровном урегулировании этого конфликта.
