Его трагедия, заключавшаяся в явном и тайном преследовании властями, дискредитации и клевете, началась еще со времен коммунистического режима и особенно с момента его публичного выхода из рядов КП СС и Союза Писателей. Акт гражданского мужества члена СП от ДАССР, в те годы не укладывался в «Кодекс строителя коммунизма», в соответствии с которым «творили» все творческие союзы в республике и в стране. Получать «Мерседес» на день рождения от антикоммуниста и антисоветчика, «террориста» и «бандита» Д. Дудаева руководителю коммунистического творческого союза можно было, а члену СП выйти из КП СС — ни в коем случае!. Люди, заискивавшиеся перед Адалло в недавнем прошлом, считавшие за честь посидеть с ним за чашкой чая, стали публично плеваться в адрес него. В начале 1990-х годов мы с ним выпускали газету «Путь Ислама». Не было в те годы в его высказываниях и мыслях ни экстремизма, ни сепаратизма. Искренне приветствовал он наметившийся в 1991 году поворот России к демократии. Мало того, мы с ним рука об руку работали в предвыборном штабе Е. Б. Н. в 1991 г. Да и в 1993 году А. Алиев не терял надежды на демократические преобразования в республике, углубление и дальнейшее последовательное претворение программы либерализации экономики, выступал против национализма, какой бы окраски и маскировки он не был. Вместо этого мы получили укрепление коммунистической власти в республике, небывалое разграбление национальных богатств республики по законам джунглей. Как представитель творческой интеллигенции, боролся с цензурой, был сторонником свободы мысли и слова. Вместо этого свобода слова вернулась в семидесятые, оппозиция загнана. Сравните содержание и стиль политических статей в 1990–93 гг. и сегодняшних материалов в правительственных газетах. Несмотря на возраст, в нем чувствовался юношеский задор, он легко заводился, затем также тяжело переживал обман, предательство. Все воспринимал всей душой и пропускал через сердце, из-за чего я наблюдал у него приступы стенокардии. В 1998 году в июле я встретил другого Адалло, я услышал другие идеи. «Какие мы с тобой были наивные, — сказал он мне, надеялись, что Россия изменится, что режим в этой стране повернется лицом к человеку. И что получили?» Это было сразу после его освобождения из-под ареста в Дагестане. Ничего общего с радикальными исламистами он не имел. Он всегда был светским человеком, интеллигентом. Он знал М. Удугова, был знаком с А. Масхадовым, его знал Хаттаб, его уважал Ш. Басаев. Неглупых, интеллигентных, образованных людей ценят и уважают многие. Его беда — излишняя доверчивость. Возможно, потеряв надежды на какие-либо перемены в республике демократическим путем, Адалло присоединился к радикалам, фундаменталистам. Готовых присоединиться к любой силе, реально противостоящей к нынешнему режиму, в республике и сегодня достаточно много. В том числе и среди интеллигенции. Те, кто его знали не по службе, его помнят и знают как прекрасного, доброго человека, ранимого патриота, редкого интеллигента. Он с болью в сердце переживал за свои поступки, совершенные в годы «строительства коммунизма» — за подписи под «нужными» обращениями, письмами, за выступления, за голосования и т. д. (Ведь не безгрешны мы все, все мы без исключения оттуда, хотя, Адалло никогда не был представителем соцреализма в полном смысле этого понятия). Он попросил меня написать по старой памяти и дружбе редакционную статью для газеты, что я и сделал.
Нельзя забывать, что электронные средства информации, современное ТВ особенно виртуозно освоили методы оболванивания миллионов людей. Выделены целые отрасли научного оболванивания масс — предвыборные технологии, изучение (точнее — создание) общественного мнения. Страшное оружие современности. Я не хочу лишать себя одного из основных своих прав, данных мне Всевышним и закрепленных «Конистуцией» РФ — права НЕ ВЕРИТЬ. Потому не хочу верить ни в патриотизм руководства и армии, ни в варварство и дикость им противостоящих. Их всех объединяет одно — извращенное толкование понятий «патриотизм» и «Родина». Руководство Дагестана отреклось от аварского поэта, объявило ему смертную казнь. Пройдут годы, возможно десятилетия, трагедия эта окажется трагедией аварского народа, Дагестана. В поэтов нельзя стрелять. Боль и кровь эхом будут отзываться веками. Пушкина и Лермонтова не в прошлом веке убили, а вчера, ибо рана на теле России еще кровит.
