Но человек, который носил эту тяжесть генеалогической ответственности, героическими чертами наделен не был. Хотя в 1698 году он уже сидел на императорском троне 40 лет (и просидит еще семь), он не был рожден для короны. В семье Леопольд был младшим сыном. Его готовили для церковной деятельности и оторвали от занятий теологией только из-за смерти старшего брата — Фердинанда.
Леопольд отличался феноменальной нерешительностью. Стоило появиться проблеме, хоть чуть-чуть выходящей за привычные рамки протокола, как императора начинали терзать муки сомнения. Он письменно запрашивал своих министров, но, собрав их мнения, колебался, опасаясь прислушаться к совету одного и тем самым обидеть других. И потому привлекал к обсуждению все новых и новых лиц, а дело все откладывалось и откладывалось и чаще всего оставалось нерешенным. Венецианский посол Доменико Контарини говорил, что больших усилий стоило побудить императора принять решение, но одной песчинки достаточно, чтобы удержать его от этого.
В общем, это был человек, который предпочитал бездействовать и бесконечно обсуждать рекомендации своих придворных. Несмотря на это, а может быть, наоборот, по этой причине в его правление империя постоянно воевала и даже небезуспешно, хотя Леополъд по своей натуре не был завоевателем. Когда турецкие армии окружили Вену в 1683 году, император тихонько сбежал из города и так же тихонько возвратился после того, как турки были разгромлены и отброшены за Дунай.
Леопольд был опутан паутиной склочников, которые непрестанно интриговали за его спиной. Политика же делалась в его отсутствие. А сам он предпочитал тихие и спокойные занятия: религию, искусство, дворцовые церемонии и изучение собственной генеалогии. Император обожал музыку и сам сочинял оперы. По характеру был меланхоличным, но упрямым как осел. При этом ему удавалось изображать суровое величие, причем не без благородства. И он твердо уверовал, что быть императором — значит занимать высшую ступень в человеческой иерархии.
Польскому королю Яну Собескому, спасшему Вену от турок, Леопольд выразил благодарность в столь холодной и церемонной манере, что король был вынужден склониться в ироническом полупоклоне: я очень рад, что мог оказать вашему величеству столь незначительную услугу.
Но Леопольд и бровью не повел. Что для императора был польский король! Не выше в его глазах был и государь лежавшего еще дальше к востоку, хотя и обширного, но полупустого и полуазиатского Московского царства.
* * *
Душным июньским вечером, когда жаркое солнце покатилось за холмы Венского леса, Петр и его послы вышли из ворот дома Кенигсека. Было половина шестого ровно. Кареты уже ждали. Рослые, на подбор, кони нетерпеливо пофыркивали, перебирая ногами. Нетерпелив был и царь — в два прыжка очутился в карете. Головин и Возницын уселись в наемный экипаж. Но кареты не сорвались с места, а тихо и плавно, как подобает в подобных торжественных случаях, тронулись по пыльной дороге вдоль игриво журчащей речонки Вены. Слева и справа, куда ни глянь, ухоженные поля и цветущие виноградники, разделенные перелесками. Взбегут лошади на холм, а дальше снова поля и виноградники. И только у самого горизонта в темном мареве не то тучи грозовые, не то гор громады угрюмые, не поймешь даже.
Впереди сверкает множеством окон дворец. Позади него — аккуратный, как будто для игры в куклы, прудик. И лодочка у зеленого берега тоже как игрушка. Лужайки подстрижены, кустики завиты. Ну все как на картинке. Это — летняя резиденция императора Леопольда, ем загородный дворец Фаворита.
Кареты едут мимо роскошных золоченых ворот и останавливаются у садовой калитки. Так надо: царь в Вене инкогнито, и его свидание с императором сугубо приватное. Пешком по тенистой Померанцевой аллее вместе с Лефортом, они направились к дому. Но не к главному входу, а к маленькой, неприметной двери. За ней узкая и не совсем чистая лестница, которой обычно пользуются слуги. Петр поднялся по ступенькам и, толкнув едва заметную дверь, очутился в длинной роскошной зале с расписными стенами и золочеными узорами на потолке. Девять огромных окон глядели в сад, где виднелся все тот же игрушечный прудик с лодочкой. Петр отметил про себя, что цесарцы живут убого, а принимают в роскоши.
