— На окна — тяжелые шелковые шторы, — бормотала Памела. — Стены покрасить под слоновую кость, старинный простой стол. Веджвудский фарфор…
Я пересек широкий холл, открыл дверь напротив и замер. Более очаровательной комнаты я никогда не видел. В ней тоже был полумрак, будто в подводной лодке, но я видел, как совершенны ее очертания, как изящны карнизы, как красив камин. Я представил себе, как здесь хорошо, когда открыты все окна и в них вливается воздух, напоенный запахом моря и вереска. Памела, остановившаяся рядом со мной, восторженно вздохнула:
— Божественные пропорции, правда?
Комната казалась островком покоя, лишь наши шаги по паркету нарушали давно устоявшуюся тишину. Здесь ничто не могло помешать творческому порыву, здесь ему не грозила опасность быть растраченным впустую. Мне страстно захотелось поселиться тут, но я ничего не сказал Памеле.
Она же, потеряв дар речи от радостного возбуждения, побежала на второй этаж. Я поднялся вслед за ней. Памела остановилась у лестничного окна, заглядевшись на сверкающий залив. Я открыл дверь справа. Здесь, над гостиной первого этажа, располагались две комнаты, соединявшиеся дверью. Как ни странно первая была меньше, чем комната за ней. Та казалась квадратной, из ее окон я увидел на западе величественную ломаную линию берега и открытое море. Прямо передо мной черным фантастическим силуэтом на фоне голубого морского сияния вырисовывалось мертвое дерево — все его ветви были причудливо изогнуты и повернуты в одну сторону. Не оборачиваясь, я громко проговорил:
— Хочу всегда иметь перед глазами этот вид.
— Ну и наслаждайся им на здоровье! — откликнулась ликующая Памела. — А я хочу жить здесь!
Я нашел ее в комнате напротив, у которой, как и в столовой окна выходили на юг и на восток. Блики солнца и отсветы морской глади плясали на потолке и на стенах.
— «Прощай!.. Мне не по средствам го, чем я владею!» [1] — вздохнула Памела.
Я заглянул в комнату рядом — ее дверь выходила на лестничную площадку — и крикнул сестре:
— Не унывай! Тут есть и безобразная берлога!
Одно окно, обращенное на восток, было заложено, другое — огромное — в северном конце комнаты смотрело на плоскую крышу первого этажа и во двор. Кирпичный камин был слишком мал для такой большой комнаты, стенные шкафы чересчур узки и глубоки. От комнаты веяло холодом, она была сумрачной, суровой, начисто лишенной очарования.
— Чья-то мастерская, — догадалась Памела. — Не хотела бы я быть художником и жить здесь без солнца. Зато паукам раздолье, правда? Они ведь тоже боятся света. Здесь будет комната для гостей.
Я усмехнулся — вот так гостеприимство!
— Главное, это мы с тобой и Лиззи, — возразила Памела. — Тебе нужен кабинет, а Лиззи должна спать в первом этаже.
Больше комнат не было, за остальными дверями располагались большущая ванная, гладильня, что-то вроде кладовки для старья, из которой лестница вела на чердак, и все.
— Совсем небольшой дом, правда? — с надеждой сказала Памела. Ее лицо даже осунулось, будто от голода, — так страстно ей хотелось купить этот дом. Мне тоже.
— Что ж, — подвел я итоги, — дом спланирован прекрасным архитектором, электричество есть, водопровод есть, дом в хорошем состоянии. Но нет теннисного корта, и разместить его негде, телефон тянуть неизвестно откуда, к тому же большинству придется не по вкусу уединенность этого места, значит, есть надежда, хотя очень, очень слабая, что дом окажется нам по карману.
Памела с минуту стояла совершенно неподвижно, будто прислушиваясь к чему-то.
— Чувствую, что ты прав, — проговорила она. — Чувствую, что мы будем здесь жить. Поехали и проверим!
