Шкипер Хьяльмар Хеккерт, широкоплечий, коренастый весельчак со светлоголубыми, словно выцветшими глазами, добродушно глядел из-под широкого облупленного козырька потрёпанной фуражки. Вокруг его глаз, на щеках, у рта собралась сеть морщин, делавших лицо таким, будто с него не сходила улыбка. Глядя на Хеккерта, трудно было поверить, что ему уже за шестьдесят. Бодрость и жизненная сила исходили ото всей его фигуры.
Признаюсь, на меня Хеккерт сразу произвёл чарующее впечатление. По глазам Кручинина я заметил, что и ему шкипер пришёлся по душе. Через несколько минут Кручинин, забыв про постель, о которой только что мечтал, запросто, словно был знаком со шкипером тысячу лет, потащил его в угол гостиной.
Дружеская беседа была в самом разгаре, когда в дверь гостиной снова постучали. На этот раз стук был отрывистый и какой-то особенно чёткий, аккуратный.
— Это Видкун! — весело крикнул шкипер. — Эдак стучит он один.
По лицам хозяев можно было заключить, что и этот гость был желанным. Хозяин ещё возился с замком, а хозяйка уже поспешила поставить на стол еще одну рюмку.
Вновь прибывших оказалось двое. Один из них — Видкун Хеккерт, старший брат шкипера, был кассиром местного ломбарда, другой — местным пастором.
Видкун Хеккерт был очень похож на шкипера, но в глазах его отсутствовало веселье Хьяльмара; они глядели строго, даже сурово. Встретившись с ними, я сразу понял, что секрет молодости шкипера — его глаза. В возрасте Видкуна уже нельзя было ошибиться. При небольшой разнице в годах Видкун по сравнению с младшим братом выглядел стариком.
Пристально вглядываясь в лица, Видкун молча пожал нам руки. Сделал он это не спеша, очень обстоятельно и долго держал в своей шершавой холодной руке руку каждого из нас.
В противоположность ему пастор обошёл присутствующих быстро; крепким, отрывистым пожатием приветствовал каждого, весело кивая при этом большою головой. Пастор не был местным уроженцем. От наших хозяев мы узнали, что во время пребывания здесь немецких войск он вынужден был скрываться под чужим именем, чтобы спастись от преследования гестапо, которое не преминуло бы его схватить и водворить обратно в концентрационный лагерь в Германии, откуда ему удалось бежать перед самой войной. Через полчаса мы уже знали политические физиономии всех присутствующих и в том числе Видкуна Хеккерта. Именуя себя чуть ли не «потомственным последователем демократических традиций Запада», он был менее всего склонен защищать эти традиции. Его «демократизм» не помешал ему отлично ладить с немцами, при которых он продолжал занимать доставшуюся ему после отца должность кассира местного ломбарда. Он утверждал, что вынужден был склониться перед силой; борьба с нею была бы, по его словам, напрасна и привела бы только к бесцельным жертвам.
Всё в этом старике было ясно Кручинину и мне. После того как общительный Хьяльмар изложил историю своего брата и пастора и сообщил им в свою очередь всё, что успел узнать о нас, он поделился с Видкуном планом доставки нас на острова. Ни он, ни кто-либо другой здесь не могли подозревать истинной цели этой поездки. Все они считали её данью простой любознательности. К туристам тут привыкли, и желание русских посетить острова не могло вызвать удивления.
К стыду моему, только тут, когда все были уже хорошо знакомы друг с другом и план завтрашней поездки выработан, я заметил, что среди присутствующих нет рыжего проводника Кнуда Ансена. Как мы могли забыть о человеке, который привёл нас сюда! Я тотчас спросил о нём хозяина.
— Вас привёл молодой Ансен? — удивлённо и с оттенком недовольства спросил старший Хеккерт. От меня не укрылось, что при этом он многозначительно переглянулся с пастором и даже, кажется, подозрительно оглядел нас, словно мы утратили в его глазах доверие.
В комнате воцарилось неловкое молчание.
— Почему это вас удивляет? — спросил я.
— Удивляет? — Видкун пожал плечами. — Там, где речь идёт об этом парне, ничто не может удивить… Впрочем, после того что мы видели при гуннах, для нас, вероятно, не существует уже ничего удивительного.
— Тем не менее вы… — начал было я.
