Мура посмотрела выжидательно на сестру.
– Мамочка, – улыбнулась Брунгильда, – ты просто змей-искуситель. Мне надо еще часа два позаниматься. А вечером мы с Мурой и Климом Кирилловичем приглашены в Юсуповский сад на Рождественскую елку.
– Сама видишь, сейчас ничего не получается. Вернешься через часик, успеешь позаниматься. Да и совсем другое настроение будет – и у тебя, и у инструмента.
Мура засмеялась, представив себе, как обиженный рояль стоит в одиночестве, потом понимает, что он сам виноват, что Брунгильда от него ушла, и решает, что ему одному плохо и скучно. Только бы вернулась та, чьи тонкие пальчики так властно и нежно дотрагиваются до его клавиш, – он непременно, непременно станет вести себя совсем по-другому. Так, чтобы она была довольна и счастлива.
Брунгильда встала из-за инструмента, не оборачиваясь, левой рукой опустила крышку, погрузившую во тьму белые и черные клавиши, и сказала:
– Конечно, мы едем. Правда, сестричка?
Мура захлопала в ладоши, схватила экспериментальный бутерброд и испачканную клеенку и выбежала из гостиной.
Через полчаса, получив от Елизаветы Викентьевны подробные инструкции – дальше указанного маршрута не заезжать, быть внимательными и аккуратными, друг от друга не отходить, Брунгильде беречь Муру, она еще маленькая, – барышни, от души расцеловав мать в обе щеки, уже сбегали по лестнице и на ходу решали – каким путем они поедут в магазины на Невском?
Извозчик, сразу попавшийся им на глаза, остановился и с улыбкой наблюдал, как барышни усаживаются в коляску. Достойный, пожилой извозчик располагал к тому, чтобы продемонстрировать свою взрослость и самостоятельность.
– Ты братец, чей будешь? – спросила Брунгильда.
– Извозный двор Макарова, барышня. Куда прикажете?
– Будь любезен, на Невский, к Литейному. В галантерейную лавку Кукарекина.
– И если можно, самой красивой и длинной дорогой, – добавила Мура, рассмеявшись.
Барышни ехали по городу, рассматривая вывески, названия магазинов. Броские плакаты красовались на вагонах конок, облепляли специальные вращающиеся киоски на углах улиц. Рекламировалось все: вина, лекарства, новые ткани, кафешантанные представления, театры. Увидев огромный портрет Константина Варламова на одной из тумб, Мура недовольно отвернулась – по ее вине так и не пришлось им увидеть актера в роли Берендея. Ближе к Невскому реклама становилась все более назойливой, на Невском вывескам уже не хватало двух нижних этажей, и они, аляповатые и грубые, бесцеремонно занимали фасады домов до самой крыши. И хотя бразильский кофе, богемский хрусталь и венская мебель барышень не интересовали, смотреть на фасады зданий было намного интереснее, чем вниз. Дорога из-за небольшого мороза расквасилась, утоптанный снег превратился в кашу, смешанную с сеном, бумагами, конским навозом. В ноздри лез запах далекий от парфюмерного, но и в нем барышни находили что-то приятное, волнующее, весеннее.
Брунгильда читала сестре вывески: «Фортепьянист и роялист», «Продажа разных мук», «Портной Иван Доброхотов из иностранцев». Вдоволь посмеявшись, она, наконец, нашла что-то заслуживающее внимания и указала Муре на яркую вывеску: «Пробуйте цветочные глицериновыя мыла парфюмерной фабрики Г. А. Брюгера».
В магазинах, около которых останавливался по требованию симпатичных барышень извозчик, Брунгильда и Мура перво-наперво спрашивали «глицериновыя мыла Брюгера» – лавандовые, жасминовые, земляничные, ландышевые. Они придирчиво изучали гребни и заколки – металлические, целлулоидные, черепаховые, инкрустированные фальшивыми драгоценностями – бирюзой, жемчугом, золотом, рассматривали зеркальца в красиво расписанных рамках... Мура поражалась, с каким достоинством держит себя Брунгильда с приказчиками: она нисколько не робела, говорила солидным тоном, который не позволял приказчикам фамильярничать. Когда сестры убедились, что им есть что предложить Елизавете Викентьевне, они решили отправится домой.
Жаль было расставаться с нарядным Невским – и зимой он оставался прекрасным. Сколько великолепных зданий здесь, сколько магазинов. А строительство продолжается! Скоро напротив Аничкова дворца появится огромный Елисеевский магазин – такой же, как в Москве, если не лучше. Пусть Невский проспект меняется – он всегда останется главной витриной города, по его широкой булыжной мостовой всегда будут проноситься богатые экипажи – с красивыми женщинами и неотразимыми молодыми людьми. Они – будущее России, без них – немыслима столица, ее роскошь и сила.
