— Всем уходить в леса! — сказали старейшины.
— А как же больные? Как сакли? Ведь явятся, увидят, что жители покинули их, все сожгут и разрушат! — посыпались вопросы.
— Что делать, Ника-Шапи? Посоветуй.
— Вы же совсем недавно презирали меня, а теперь спрашиваете совета! — равнодушно перебирая четки, бросил Ника-Шапи.
— Сейчас не время поминать обиды. На нас надвигается беда!..
— Что ж, есть у меня мысль. — Ника-Шапи уставился на носок своего чарыка и, не поднимая головы, добавил: — Ведь не звери на нас идут, люди…
— Какие же это люди, нечестивцы!..
— Ты разве не слыхал, что они натворили в Мамай-Кутане? Вырезали семьями. В ауле Баркай тоже…
— Детей саблями рубят.
— Рубят, да! — сказал Ника-Шапи. — Только рубят тех, кто сопротивляется…
— Так что же ты предлагаешь?
— Они — люди. Их тоже растили отцы и матери, у них тоже есть глаза, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, языки, чтобы говорить. Я думаю, лучше будет, если мы пошлем им навстречу для переговоров нашего представителя… Пусть договорится с ними, спросит, чего они хотят. Если продовольствия, то сколько, если овец да коров — тоже сколько. Может, и люди им нужны — все надо решить по-доброму. — Ника-Шапи умолк и с видом человека, который, как говорят куймурцы, обутым хочет пройти через врата рая, оглядел всех присутствующих.
— А это, пожалуй, мысль! — сказал кто-то в толпе.
— Он и верно разумное говорит, — поддержали вокруг.
— И кому, как не Ника-Шапи, представлять наш аул, просить за нас!..
— Выручай, Ника-Шапи.
— Век будем за тебя молиться!
— Что ж, вся моя жизнь на службе у аульчан!.. — Ника-Шапи говорил, а в душе его ворочались валуны ненависти. Вот наконец-то он может избавиться от новоявленного святого. Случай — лучше не придумаешь. — Я бы рад и сейчас, но поймите меня, люди добрые, не умалите ли вы чести нашего почтенного Ливинда, послав с такой важной миссией меня? Да вы, кстати, и пригласить его забыли. А ведь имя его аульчане с некоторых пор ставят рядом с именами святых.
— И в самом деле, где же он?..
— Почему его нет? Позовите Ливинда!..
— Я считаю, — продолжал Ника-Шапи, — что такое святое дело впору только Ливинду…
Почтенные пригласили Ливинда, и, в ответ на их решение, он сказал:
— Воля общества для меня закон. Я все исполню!
Муумина и плакала и молила отца не ходить к белоказакам:
— Они ведь так жестоки!
Но Ливинд дал слово и не собирался его нарушать. Как можно, люди сочтут его трусом, недостойным не только что звания святого, но и папаху носить…
И тогда Муумина заявила, что она пойдет с отцом, одного его не отпустит, потому что ведь общество не дает ему ни оружия, ни спутника.
Ливинд, как мог, утешил, успокоил свою любимую дочь, вытер с глаз ее чистые, как роса, слезы, уговорил остаться дома, взял свою сучковатую палку, с которой он ходил, когда еще был слепым, сел на лошадь, на которой вернулась с Хасаном в аул его дочь и пустился навстречу неизвестности.
«Хотел быть первым в ауле — испытай теперь, какова эта нелегкая ноша!» — торжествовал в душе Ника-Шапи. В нем вдруг обнаружилась такая нора зла! Очень, оказывается, он мелкий и злой человек. Ко всему, Ника-Шапи еще послал вслед Ливинду своего старшего сына. Вооружив его длинноствольной кремневкой, он велел выследить, когда Ливинд встретится с незваными гостями, и выстрелить в тех, в чужаков.
Сын Ника-Шапи удивленно пожал плечами, — зачем, мол, это? «Так надо для пользы дела», — сказал Ника-Шапи, заранее зная, что добром это не кончится. Сын, не смея возразить отцу, отправился в путь за Ливиндом. А Ника-Шапи тем временем стал собирать свою семью в дорогу, понимая, что ему лучше удрать.
Долго ли, мало ли ехал Ливинд, доехал он туда, где разлилась река, где каменистый берег сплошь зарос раскидистым лопухом, — до местности, которая славится тем, что там, как говорят люди, сирагинцы сушат чарыки…
Может, оно и не ко времени будет сказано, но вспоминается один случай. Сирагинцам, как утверждают, бурная река не помеха, особенно если нет моста, по которому ее перейти можно. Увидали как-то косари-куймурцы, что два сирагинца привязали себя к бревну и поплыли к другому берегу. Что уж им помешало, сказать трудно. Может силу ветра не рассчитали, а может, камень на пути попался — бревно посередине реки перевернулось. «Смотрите, смотрите, что это сирагинцы делают в воде?» — удивился один из куймурцев, увидев торчащие из воды ноги. «Сушат чарыки, что тут удивительного?» — ответил ему другой…
