— Ну, видишь, Пятница, — сказала я, — нигде никого нет. Что же ты так разволновался?
Я вернулась с ним в спальню. Габриэль стоял ко мне спиной. Когда он обернулся, я увидела, что он все еще бледен, как полотно. И тут меня поразила нехорошая мысль: испугавшись того, что могло оказаться за дверью, он, тем не менее, позволил мне выйти туда одной… Значит, человек, за которого я вышла замуж, — трус?
Я постаралась отбросить эту мысль, но от неприятной мысли, как известно, отделаться не так просто.
Во всяком случае я не показала Габриэлю вида, что меня разочаровало его поведение.
— Много шума из ничего, — сказала я ему небрежно.
Пятница тем временем совершенно успокоился и, как только я сняла с него ошейник, прыгнул в свою корзинку и свернулся калачиком.
Раздеваясь ко сну, я ломала голову над тем, кого мог так испугаться Габриэль. Вдруг я вспомнила разговор за ужином и подумала, что, может быть, его преследуют мысли о предках-самоубийцах и его воображение настолько разыгралось, что он представил себе, что по коридору разгуливают их призраки?
Как ни нелепа была эта мысль, я все же допускала, что в таком доме, как этот, фантазиям подобного рода есть, где разгуляться, и истории о замках с привидениями вспоминаются сами собой.
* * *
К вечеру следующего дня я вдруг обнаружила, что Пятница исчез, и вспомнила, что не видела его с самого утра. Я не хватилась его сразу, потому что до самого обеда и после него была занята — один за другим все вчерашние гости заезжали с визитами, чтобы поблагодарить за вечер.
Первым приехал Саймон Редверс — я увидела из окна своей спальни, как он подъехал к дому на великолепной серой лошади. Я решила не выходить из своей комнаты, пока он не уедет, но он так долго не выходил из дома, что я начала бояться, что он останется у нас обедать.
Когда, в конце концов, я решилась спуститься, оказалось, что он уже уехал. Тем временем прибыли доктор Смит и Дамарис — доктор, чтобы проведать сэра Мэттью, а Дамарис — для того, чтобы нанести визит Рут и мне. Со всеми этими визитами мне начало казаться, что вчерашний прием и не кончался.
Итак, хватилась я Пятницы уже почти перед самым ужином, но искать его уже было некогда, так как опаздывать к столу было неудобно. За ужином разговор не клеился, точнее, его почти не было. Чувствовалось, что все сильно обеспокоены вчерашним приступом сэра Мэттью и его возможными последствиями, хотя меня они пытались уверить в том, что ничего страшного не произошло, что такие приступы для него не редкость и что они всегда кончаются благополучно.
Не обнаружив Пятницу и после ужина, я встревожилась всерьез. В его корзинке в нашей спальне лежала аккуратно свернутая подстилка, и было ясно, что с самого утра, когда в комнате убирала горничная, Пятницы там не было.
Вспомнив о цыганке, у которой я его купила, я вдруг подумала, что его могли украсть, ведь цыгане могли бродить и около Киркландского Веселья, хотя сэр Мэттью и уверял меня, что не потерпит их на территории своих владений.
Я надела накидку и спустилась вниз, намереваясь попросить Габриэля пойти со мной поискать его на улице, но не нашла его и отправилась одна.
Я пошла в сторону аббатства, громко зовя Пятница и надеясь, что он вот-вот выбежит откуда-нибудь на мой зов или ответит мне издалека лаем.
Но вокруг стояла тишина. Передо мной темным силуэтом возвышались руины аббатства, и мне стало не по себе оттого, что я нахожусь около них одна в этот час, когда солнце почти уже село и начали сгущаться сумерки. И вдруг мне показалось, что, кроме меня, в развалинах есть кто-то еще, что кто-то следит за мной сквозь зияющие окна аббатства, серые камни которого в последних лучах заходящего солнца окрасились в розовый цвет.
Не знаю, что нашло на меня в этот момент, но я была готова услышать монотонное пение монахов и увидеть их закутанные в рясы силуэты, мелькающие сквозь арки и проемы в стене. Сердце мое бешено колотилось, и мой до предела напряженный слух вдруг уловил звук сдвинутого с места камня и чьих-то шагов. Через секунду снова воцарилась тишина.
— Кто здесь? — крикнула я, вздрогнув от эха, ответившего мне моим голосом.
