– Про Варроха не рассказывай, – потребовал Чертанов. – Каждый раз, когда ты рассказываешь про что-то плохое, оно тут же и происходит.
– Это когда такое было?
Чертанов ничего не ответил – только поежился. В глазах отразился первобытный ужас. Меж стихающих волн на миг промелькнуло… Чертанов в страхе прикрыл глаза ладонью.
Когда он ее убрал, там уже ничего не было.
За ужином царило молчание. Все сидели подавленные, до сих пор прокручивая в головах ужасную картину вставшего на дыбы океана. Исполинское чудовище Таннин благополучно осталось за кормой, но забудется оно еще очень не скоро.
– Да уж… – вздохнул Колобков, накладывая на блин черную икру. – Да уж…
– Это точно… – присоединился Чертанов, дрожа всем телом.
– И горючки с гулькин нос осталось… – заметил Угрюмченко, безуспешно пытаясь есть икру орлиным клювом. – Да что ж за чертовщина такая, чего ж мне неудобно-то так?!
– Чертовщина здесь ни при чем, – огрызнулась Стефания. – А с топливом… вы что, уже забыли про остров с цетановыми деревьями?
На нее воззрились с явным недоумением.
– Ну я же вам только позавчера рассказывала! – всплеснула руками чертовка. – На пути к Порт-Вариусу есть остров, на нем растут деревья, в которых течет цетан! Отличное дизельное топливо!
– А-а-а! – хлопнул себя по лбу Колобков. – Эх ты, память дырявая! И вправду забыл! Слышь, Петрович, не кисни! Все нормально у нас будет, оказывается! Заправим баки!
– Это березовым соком, что ли? – усомнился механик. – Эх, Иваныч, сомнительно мне что-то… Не верится что-то в такой ералаш…
– Петрович, ты в зеркало посмотрись. У тебя крылья и клюв. И тебе еще во что-то не верится?
Угрюмченко встопорщил перья на затылке и с силой ударил клювом по блину. Фарфоровая тарелка издала жалобный звук и треснула.
– Замечательно, – сухо произнесла Зинаида Михайловна. – Еще одна тарелка.
– Звиняй, хозяйка, – смущенно вжал голову в плечи Угрюмченко. – Не нарочно.
Мадам Колобкова только махнула рукой. Она уже смирилась с постоянной гибелью посуды. Те же мудрецы бьют чашки и блюдца чуть ли не ежедневно. Бальтазар однажды откусил от тарелки кусок. Каспар запихал десяток чашек в свой колпак, и те бесследно испарились. Мельхиор вообще в последнее время взял моду швырять посуду за борт. Просто так – послушать, как она булькает.
Бальтазар тем временем извлек из банки маринованный огурчик. Брезгливо его понюхал. Вынул из кармана кривой нож, высунул язык набок и принялся мелко-мелко строгать огурец. Нарезав, ссыпал зеленые кубики в свернутый кульком блин. Несколько секунд подозрительно смотрел на него, а потом торопливо запихал в рот и принялся озираться, бросая туда-сюда параноидальные взгляды.
– Ешьте спокойнее, дедушка, – устало произнесла Зинаида Михайловна. – Не бойтесь, не отнимут.
– Как называется эта еда? – спросил Бальтазар, утирая масленые губы.
– Блины.
– В следующий раз приготовь оладьи.
– А вы любите оладьи, дедушка?
– Ненавижу.
– Тогда чем же они лучше блинов?
– Блины я ненавижу еще сильнее.
– А вы хоть что-нибудь любите?
– Себя.
– А из еды?
– Я не ем себя.
– А зря, кстати! – воскликнул Мельхиор, жадно грызя ногти на ноге. – Ты попробуй!
– Хррр-пс-пс-пс… – громко произнес Каспар, роняя голову на грудь. Недоеденный блинчик вывалился у него изо рта.
Бальтазар и Мельхиор внимательно посмотрели на соседа по столу. А потом, не сговариваясь, схватили с его тарелки последний блин.
– Отдай, я первый взял, – потребовал Бальтазар.
– Нет, я первый.
– Да, но ты его украл. Это не считается.
– А ты разве не украл?
– Я имею на это право.
– Не имеешь. Никто не имеет право красть у других.
– Я имею. К тому же он умер, еда ему больше не нужна.
– Он еще жив.
– Жаль. Ты уверен?
– Он храпит.
– А кто сказал, что мертвые не храпят?
– Я никогда не видел храпящего мертвеца.
– Это не доказательство.
– А ты что, видел?
– Нет, не видел. Но это тоже не доказательство.
– А по-моему, доказательство. По-моему, если какую-то вещь не видел никто на свете, то ее и не существует.
– А твои мозги кто-нибудь видел?
– Заткнитесь немедленно, молокососы! – рявкнул проснувшийся Каспар. – И уберите руки от моих блинов!
– Вот видишь, чего ты добился? – зло прищурился Бальтазар. – Он из-за тебя воскрес. Из-за тебя.
