— Вот, пожалуйста, курица, пирожки.
Ему не хотелось есть. Кто-то из соседнего купе предложил сыграть в шахматы, Кадыров отказался.
В Карши поезд прибыл с опозданием. Стоянку могли сократить, но Кадыров все-таки вышел на перрон.
— Отправление, гражданин!
Опять этот милиционер…
Кадыров не обернулся. Обжигая пальцы, затушил сигарету. Если сейчас побежать… Нет, этого делать нельзя. Опустив голову, зашагал к вагону.
Поезд набирал скорость, а страх все не отпускал.
Старшина вертелся рядом:
— Кучо меравед — куда едете?
— В Т-ташкент, — едва раздвинул губы. — К родным. — Брови у Кадырова поползли вверх, обнажили багровый рубец.
В Бухаре поезд стоял долго, купе опустело. Внучок позвал курносого мальчика пройтись по перрону. Молодая женщина, накинув пуховый платок, прильнула к окну и напряженно следила за ними.
И опять поезд мчался в мглистую даль. Но Кадырова среди пассажиров уже не было.
Женщина с мольбой смотрела на участкового инспектора. В ее широко раскрытых глазах появились слезы.
— Сейчас мы все выясним, — сказал Джураев. Совсем недавно он докладывал о ней майору Ледневу.
У Зябликовой был выходной день, и, отправившись в город, она не смогла пройти мимо комиссионного магазина. Здесь вдруг и обнаружила свои новые туфли.
— Смотрите, товарищ милиционер. Я не могу ошибиться, шила на заказ.
— Определенно это не ваши туфли, гражданочка, — убеждал продавец. — А еще старшего лейтенанта отвлекаете, без нужды привели сюда.
Но Зябликова была уверена, что права, не могла только понять, каким образом ее туфли оказались в комиссионке.
— Вы их только не продавайте, — волновалась Зябликова. — Я возьму такси и мигом.
Продавец не успел ответить, как Зябликова помчалась к выходу, энергично расталкивая покупателей.
— Кто принес сюда эти туфли? — спросил участковый.
Продавец пригласил его в кабинет директора.
— Пожалуйста, садитесь. — Директор смущенно крутил пуговицу на своем костюме. Три дня назад какой-то молодой человек предложил его жене эти туфли. А пришла домой, стала мерить — жмут. Вот он и сдал их на комиссию.
Дверь открылась, и в кабинете появилась молодящаяся брюнетка.
— Ах, это ты! — безвольно произнес директор магазина.
Увидев офицера милиции, брюнетка в нерешительности остановилась. В это время вернулась Зябликова.
— Мои туфли!
Жена директора недовольно свела брови:
— Что значит — ваши?
— А то, что они мои!
— Гражданки, спокойно! — решительно вмешался Джураев. — Сейчас разберемся.
Зябликова уже готова была разрыдаться.
— И шубки меховой нет. И платьев.
— Я не знаю, куда вы их дели! — перешла в наступление брюнетка.
— Жанночка! — пытался утихомирить жену директор.
— Расскажите, при каких обстоятельствах вы приобрели эти туфли? — обратился Джураев к брюнетке.
Женщина стала неохотно рассказывать. Была в ЦУМе, к ней подошел молодой человек, предложил купить.
— Опишите его.
— Среднего роста, — проговорила она с достоинством. — Шатен. — И немного погодя добавила: — В желтой рубашке…
На стуле в углу тихо заплакала Зябликова. Теперь она знала, кто продал ее туфли.
— Надежда, тебя к телефону! — позвал директор ресторана «Сечинор».
Она услышала тусклый голос Мавричева. Последняя встреча с ним оставила в ее душе мучительный осадок.
Мавричев считался приятелем бывшего мужа и, разумеется, все о ней знал. Когда Надежда объявила Сабурову, что снова ожидает ребенка, тот заявил, что «нагулянная девочка» теперь будет мешать. Пытаясь сохранить семью, Надежда была вынуждена отвезти дочку к Ваганову. Но второй ребенок родился мертвым, и жизнь с Сабуровым окончательно расстроилась.
Мавричев принял живое участие в делах Надежды. Запутавшаяся, одинокая женщина потянулась к нему. Однако Мавричев не собирался на ней жениться, и Надежда скоро поняла это. Все чаще думала она о девочке.
Узнав, что в Душанбе вновь появился Ваганов, Сабурова поспешила увидеть дочку. Дальнейшие события развертывались стремительно. Теперь мать не хотела дальнейшей разлуки с Людочкой, а со своим возлюбленным решила порвать.
— Я снова видел Ваганова, — глухо сообщил Мавричев. — Он все по судам шляется, и девочку у тебя отберут. Так что жди милиционеров.
