Оленька так глубоко погрузилась в размышления о своем будущем, что не заметила, как ее догнала чья-то чужая тень. Она резко обернулась и встретилась глазами с мужчиной средних лет, обычно сидевшим за соседним столиком и каждый раз при встрече смотревшим на нее так, словно он хотел заговорить с ней.
— Не пугайтесь, — сказал он поспешно. — Ведь вы Ольга Чехова? Вы мне не отвечайте, я все равно ничего не слышу. Я глухой на одно ухо и полуглухой на второе.
Ольга все-таки спросила, на каком фронте он ранен. Он не услышал, но понял:
— Не на фронте, а в «Вольфсшанце». Вы ведь знаете, где «Вольфсшанце», я вас там видел и даже помог дойти до туалета, когда вы подвернули ногу на прогулке с фюрером.
Оленька всмотрелась в лицо своего собеседника, и ей показалось, что она вроде бы вспомнила его среди охранников Гитлера.
— Меня зовут Юлиус Шауб. Я вас обожаю еще с ранних лет, когда вы только начали свою карьеру и сыграли баронессу в фильме про заколдованный замок. Я действительно служил в охране фюрера в «Вольфсшанце». А теперь оглох, и меня отчислили, слава Богу, на тот свет не отправили за то, что я знаю. Не спрашивайте, что именно, я сам вам расскажу, чтобы это знание не ушло со мной вместе.
Он указал на стоявшую неподалеку скамейку, и Оленька послушно села, у нее было ощущение, что этот человек ее загипнотизировал.
— Фюрер уже давно не выезжал из «Вольфсшанце», очень боялся бомбежек. В тот день сначала все было как обычно, ничего особенного. Приехали очередные генералы, они несколько раз в неделю приезжали — не одни и те же, но всегда генералы. И собрались в комнате для конференций. Граф фон Штауффенберг поставил рядом с собой портфель, на который никто не обратил внимания. И как только началось обсуждение, раздался взрыв и из портфеля рвануло пламенем. Кто-то упал на пол и стал кататься по ковру, пытаясь сбить огонь с одежды, были жертвы. К началу совещания я стоял в дверях, но, когда рвануло, меня отбросило взрывной волной наружу, я скатился по ступенькам вниз и потерял сознание. Очнувшись, я понял, что полностью оглох. Оказалось, что лопнула барабанная перепонка в правом ухе. И только потом я начал слышать левым ухом, но не до конца.
Я уполз в кусты, и когда стали убирать тех, кто остался в зале и видел на фюрере обгоревшую одежду, — меня еще не нашли в кустах. Я пришел в себя только к вечеру и еле-еле добрел до своего бункера. Почти все койки были пустые, но я еще ничего не понял, а сразу лег в постель и заснул мертвым сном. Утром за мной пришли и отнесли на носилках в полевой госпиталь, который устроили в одном из бункеров. Там уже лежали ребята из охраны, раненные в разной степени. Никто ничего не знал и не понимал, но постепенно поползли слухи, что совершено покушение на фюрера, уверяли даже, что он погиб. Но через несколько дней фюрер сам пришел к нам и сказал, что враги Германии пытались его убить, но у них ничего не вышло и никогда не выйдет. Он выглядел очень странно — сильно хромал, кожа на одной руке была обожжена и половина лица тоже.
Когда мне стало лучше, меня выписали из госпиталя и уволили с хорошим выходным пособием. И я приехал сюда, чтобы подлечить нервы, потому что я совсем перестал спать по ночам. Может быть, теперь, после того, как я вам все это рассказал, я начну спать. Спасибо, что вы меня выслушали.
После этих слов он встал со скамейки и, хромая, ушел по тропинке в горы, а Оленька осталась сидеть, потрясенная услышанным.
На ужин Юлиус Шауб не пришел, и больше Оленька его не видела.
