Немудрено, что эти слова вызвали у шефа столь бурную реакцию. Получался грандиозный конфуз…
Джон Чалмерс неподвижно сидел за лабораторным столом, спрятав лицо в ладони.
Итак, дело его жизни рушилось. Честолюбивые мечты и надежды — гибло всё! Перед мысленным взором Чалмерса проносились картины — одна печальнее другой. Коттедж описывают за долги… Гараж и «ролс-ройс» идут туда же… Его кидают, чего доброго, за решётку, как нарушителя контракта… А жена с сынишкой куда же?..
В коридоре послышались уверенные шаги, и в лабораторию вошёл Чарли. Лучи закатного солнца, бившие в круглое окно, отчётливо обрисовывали его плечистую фигуру.
«Всё он», — со злобой подумал Чалмерс, глядя на своё детище. — «Впрочем, смешно спрашивать с робота. Спрос — не с машины, а с конструктора».
После тяжёлого разговора с шефом на душе Чалмерса было горько и тоскливо.
— Добрый вечер, Отец, — сказал Чарли, подойдя к Чалмерсу.
— Здравствуй, Чарли.
— Сегодняшняя программа накопления информации перевыполнена, — рокотал уверенный бас. — Сверх заданной вами программы усвоен тридцать второй том Британской энциклопедии, а также монография об особенностях языка древних ацтеков.
— Это уже не имеет значения, — махнул рукой Чалмерс.
— Не понял, прошу повторить, — быстро сказал робот.
«Надо взять себя в руки, — сказал себе Чалмерс, — и выдержать это до конца».
— Ты молодец, Чарли, — ласково сказал профессор, глядя на робота. — Ступай-ка и займись тридцать третьим томом.
«И что ему сто́ит, — подумал Чалмерс, глядя в широкую спину удаляющегося робота, — выразить, скажем, радость по поводу того, что я похвалил его! Но этого нет и в помине».
Профессор тяжело поднялся и вышел из-за стола.
«А может, пойти по линии имитации? — размышлял он. — Кто там станет разбираться. А если кто-нибудь и обнаружит подделку, могущественная компания легко сумеет замять неприятность. Тогда будет всё: и слава, и деньги».
Но Чалмерс тут же отверг эту мысль. Шарлатаном он не был и не будет.
Угрюмый профессор бесцельно бродил по огромной лаборатории, привычно пустынной (Чалмерс работал без сотрудников), останавливался то у стеллажей, на которых покоились бесчисленые блоки памяти, то у волноводов, образующих пышный букет, то у термостата, где выращивались белковые клетки памяти.
«И ведь Чарли привязан ко мне, — размышлял Чалмерс. — Он, например, охотнее подходит ко мне, чем к кому бы то ни было другому. Так почему же он ни разу не проявит свои чувства, хотя бы в самой примитивной форме? Ведь он и читал об этом, и видел в бесчисленных фильмах».
У Джона в памяти всплыла его вчерашняя беседа с Чарли.
«— Почему ты ни разу не выразишь радости или огорчения, Чарли? — спросил профессор.
— А к чему? — безмятежно ответил робот, поблёскивая фото-элементами.
— То-есть как к чему? — растерялся Чалмерс.
— Выражение чувств отнимает слишком много энергии, — пояснил Чарли, — и поэтому оно излишне. Необходимо выдерживать принцип наименьшего действия».
«А может, он прав по-своему?» — продолжал размышлять профессор.
— Нет, никогда! — сказал Чалмерс громко и даже приостановился. — Но как докажешь это Чарли?
Можно, конечно, действовать в приказном порядке. Но тогда вся великолепная логическая система робота будет безнадёжно испорчена. Нет, голая команда здесь решительно не годится. Робот должен прийти к нужным выводам самостоятельно. Остановившись у окна, Чалмерс рассеянно глядел, как по двору компании торопливо снуют люди, сильно смахивающие с такой высоты на муравьёв.
«Сюда и ласточка, пожалуй, не долетит», — с тоской подумал профессор.
И тут Чалмерсу пришла мысль, от которой похолодело в груди. Сначала мысль показалась страшной, но чем больше Чалмерс думал, тем сильней убеждался, что это, пожалуй, единственный выход из тупика, в котором он очутился.
Рассчитывать на длительную отсрочку, необходимую для завершения работы с Чарли, не приходилось.
«Компания не намерена больше терпеть убытки», — без обиняков заявил шеф сегодня утром. Итак… Да, решено. Мэри, по крайней мере, получит страховку», — невесело усмехнулся Чалмерс.
— Как в беспроигрышной лотерее, — негромко сказал он, отходя от окна.
