— В частности, в созвездии Лебедя, — снова вставил Кир, блеснув огромным глазом-фотоэлементом.
— Заманчивая теория, — заключил капитан, — но она нуждается в доказательствах. А где они, эти доказательства?
— Доказательства? Они есть: налёт на поверхности корабля неизвестного вещества! Поток, если можно так выразиться, светловских частиц встречает препятствие в виде нашего «Дракона». При этом поглощается колоссальная энергия, а значит, выделяется соответствующая масса, — законы сохранения незыблемы.
— Гм… Но надо ещё проверить количественно… — начал сдаваться капитан.
— Разумеется! — подхватил Иван. — Кир!
— Слушаю. — Займись количественной проверкой гипотезы академика Светлова. — В голосе штурмана слышался плохо скрытый восторг. — Исследуй также вещество, из которого состоят наросты на поверхности «Дракона». Рентгеновский структурный анализ, химический, ну, и всё остальное. Я проверю позже. Особое внимание обрати на спектр.
— Слушаю. Можно идти?
— Да. Исполняй.
Всё в рубке было по-старому, а между тем люди приближались к разгадке задачи, над которой билось не одно поколение физиков Земли, Марса и Венеры.
— Но ты представь себе только, — возбуждённо заговорил Иван Орлов, — ведь перед нами только что появился новорождённый мир.
— Совсем как козлёнок из седьмого отсека, — усмехнулся капитан. Но видно было, что и он взволнован.
— Новый мир! — продолжал штурман, — Знаешь, когда я дежурил возле тебя… Ну, когда ты лежал в биованне… — Он запнулся, затем, справившись с волнением, продолжал. — Вот, послушай, — и включил диктофон, прижав его к груди. И зазвучал оттуда голос Ивана, чуть хрипловатый и негромкий.
Его секли космические ливни,
Ласкала материнская туманность, —
Мир жил привычной жизнью. Но однажды
С другим столкнулся — и мгновенным солнцем
Отметил место гибели своей.
Где портики, сады и колоннады?
Где города и где материки?
Исчезло всё, пропало, затерялось,
Как тает след дыханья на стекле.
Тогда чужая дымная планета
Столкнулась с нашей, —
Помню этот день я!..
Сначала в небе вспыхнула звезда,
Затем она раздвинулась в полнеба,
Затем толчок… Удар… Что было после —
Не помню.
Я очнулся в пустоте.
Я стал осколком, маленьким осколком.
Где мир мой?
Неужели он исчез?
Обломки фантастических энергий,
Нырнувшие в бесстрастное пространство, —
Вот что от мира гордого осталось, —
И он не умер!..
Канули века,
Всплыла навстречу новая туманность,
Бессонный бег замедлили осколки
И превратились в новые миры.
Так исчезает мир, чтоб вновь родиться,
Родиться — из космической частицы!
— Опасная зона пройдена, встречный поток иссяк, — доложил приблизившись Энквен. — «Дракон» движется в соответствии с курсом Проксима Центавра…
— Ещё одну, Роб, — сказал Андрей, протягивая пустую чашку.
— Это уже третья, — меланхолически заметил Леон.
— Положение слишком серьёзно, чтобы обсудить его за одной чашкой чая.
— Но не можем же мы вечно торчать перед экраном и наблюдать, как гибнут наши помощники. Так или иначе, мы должны ступить на поверхность, ты прав. Нет, не хочу больше! — последнее относилось к Робу, застывшему с подносом перед Леоном.
— Пожалуй, пойду всё-таки я.
— Да, и ты так же исчезнешь, как твои предшественники, — сказал Леон, вставая из-за стола.
— Ну, они ведь были роботы, а я, как-никак, человек.
— И нас только двое, Андрюша, — тихо сказал Леон. — Если уж идти, так только вдвоём.
Шестнадцать лет летели они сюда, в район загадочного Сириуса. Запас аннигиляционного топлива уже истощился, когда мощные локаторы «Зеро» обнаружили справа по курсу небольшую планетку, окутанную бурыми облаками. Сделав несколько разведочных витков, они посадили «Зеро» на пневматические стабилизаторы. И вовремя: топлива оставалось лишь на несколько дней лёту.
Кое-как роботам удалось наладить генератор аннигиляционного топлива. Они смонтировали его на каком-то приземистом холмике, поодаль от «Зеро». Генератор низко гудел день и ночь, гоня бешеный поток античастиц в бездонную «магнитную бочку». Когда она наполнится, можно будет стартовать…
Всё шло хорошо до того злосчастного момента, когда облачко наткнулось на аннигиляционную установку. Видимость в это время на обзорном экране была отличная. Стрелки на инженерном пульте тотчас беспокойно дёрнулись, а затем пустились в пляс. Чуткий луч катодного осциллографа сначала нервно запрыгал по серой поверхности экрана, вычерчивая немыслимую кривую, затем замер, вытянувшись в неподвижную линию: аннигилятор стал.
