Эльзасец запротестовал было, но тут же опустил глаза под грозным взглядом гостя, который продолжил:
– Ты приведешь его ко мне и скажешь: «Патрон, этот господин хочет с вами поговорить». Я соглашусь его принять и, поскольку он послан ко мне другом, предложу выпить бокал вина. Ты же, сделав вид, что спускаешься в погреб, принесешь бутылку макона, запечатанную в двадцать пятом. Понятно?
– И зачем все это нужно? – поинтересовался Мейер.
– Понятно? – с нажимом переспросил Приятель-Тулонец.
Эльзасец, сдерживая бессильную ярость, кивнул.
– А потом? – спросил он.
– Потом ты закроешь витрину и пойдешь прогуляться.
– А вы?
– Обо мне не беспокойся.
– Вы останетесь здесь ночевать?
– Нет, я уйду через маленькую дверь, выходящую на аллею.
– Она заперта.
– Вот ключ.
Мейер, разинув рот от изумления, глядел на ржавый ключ, появившийся в руках собеседника.
– Неужто и у папаши Кенига рыльце в пуху? – прошептал он.
– А как же! – ответил Приятель-Тулонец, пряча руки под пелерину.
Мейер, залившись краской до самых ушей, вскричал:
– Слушайте, вы! Все это плохо пахнет, а я не намерен впутываться в грязное дело. Я человек честный! Вот дверь, извольте удалиться сию же минуту, не то я позову полицию!
Приятель-Тулонец закинул ногу на ногу и развалился в кресле еще вальяжнее.
– Жил-был на свете один мальчик, – начал он, не повышая голоса, – который притворился уснувшим за столиком в кабачке «Сосновая шишка» в то самое время, когда в соседнем помещении убивали банковского служащего...
– Я спал! – в ужасе закричал Мейер. – Клянусь Богом, я спал! Я был пьян в стельку впервые в жизни.
– Этого мальчика разыскивают, – продолжал Приятель-Тулонец. – Ты когда-нибудь получал любовные записки вроде этой, малыш?
Он запустил руку в глубины своего плаща и швырнул к ногам Мейера листок бумаги с большой лиловой печатью.
Бедный парень пригнул голову, вгляделся в документ и зашатался, словно от сильного удара.
– Ордер на задержание! – пролепетал он сдавленным голосом. – Так и есть... я работал тогда посыльным в канцелярии суда Кольмара... И мое имя! Мое полное имя!.. Кто Вы такой, сударь?
– Быть может, я инспектор, наконец-то приступивший к исполнению своих обязанностей, – ответил Тулонец, язвительно ухмыльнувшись. – Поговорим начистоту: в данный момент меня интересует рыбина покрупнее тебя. Если ты будешь паинькой, я закрою глаза на твои грешки, и ты получишь шанс угодить на виселицу где-нибудь в другом месте. Вот тебе луидор, купи вина, остальное прибереги на дорогу: мне кажется, ночь должна застигнуть тебя на пути в Германию.
Мейер вышел нетвердой походкой, чувствуя, как от ужаса шевелятся волосы на голове.
Через четверть часа в заднем помещении лавочки папаши Кенига, перекупщика старья и любителя загородных удовольствий, Приятель-Тулонец восседал за столиком, освещенным сальной свечой, а напротив него расположился таинственный визитер, о котором он говорил Мейе-ру. На столе красовалась початая бутылка; два бокала были уже наполнены вином. Мейер исчез.
– Я очень рад, – начал Приятель-Тулонец, почему-то произнося слова с легким немецким акцентом, – познакомиться с соотечественником и братом по вере. Как поживают наши друзья в Карлсруэ, дорогой господин Ганс?
– Кто хорошо, кто плохо, – лаконично ответил визитер, черты лица которого явно свидетельствовали о еврейском происхождении.
Тулонец хлопнул в ладоши и с одобрением воскликнул:
– Такие ответы мне по душе! В здешних местах, дорогой мой брат, осторожность в речах – это большая редкость, большинство привыкло переть напролом, не так ли?
Ганс, не промолвив ни слова, кивнул в знак согласия. Это был молодой еще человек тщедушного вида с остренькой физиономией, имевшей выражение скрытное и настороженное.
– Выпьем, – предложил Тулонец, в отличие от гостя так и лучившийся простодушием, – за здоровье Моисея, Иакова, Иссахара, Натана, Соломона и всех остальных!
Они чокнулись, Тулонец продолжал:
– Насколько я понимаю, мой дорогой брат, вам не терпится сбыть мне какую-то рухладишку. Надеюсь, это не мебель, слишком дорога ее доставка из великого герцогства. Может, тючок ткани? Ага, вы улыбаетесь, куманек? Значит, у вас кружева: через Баден проходит уйма роскошных кружев, предназначенных для роскошных плеч. Но вы человек благоразумный, Ганс Шпигель, вы занимаетесь исключительно кружевами, не отвлекаясь на плечи.
