— Леня, о ком ты говоришь? Кто такие эти скины?
Кошмарик несколько смутился — экзаменов он не любил:
— Скины? Ну кто ж не знает, кто такие скины… Скинхеды, бритоголовые, нацисты. Когда видят своих, так приветствуют — хайль Гитлер. Бомберы носят — ботинки такие тяжелые, почти как у меня, только обязательно с белыми шнурками…
— Да оставь ты про шнурки! — просто взмолилась мама. — Почему они могли напасть на Володю?
— Как — почему? — Вопрос был непонятен Кошмарику. — Они же фашисты! Кого увидят в подходящем месте, того и убьют «бабочками» своими…
— Какими еще бабочками?! — чуть не плакала испуганная мама.
— «Бабочки»? — усмехнулся Кошмарик, вошедший во вкус. — Ножи такие, хитрым образом раскладывающиеся, с узкими лезвиями. Они потом у убитых уши ими отрезают и посылают в посылках родственникам…
Тут Володя, видя, что мать близка к истерике, нашел нужным смягчить впечатление о рассказе про бритоголовых:
— Ладно, не болтай про уши — это просто россказни про скинов такие ходят, чтобы пострашнее было. Да и при чем тут «бабочки», если меня душили? И откуда здесь, на горе, скины возьмутся?
Кошмарик нашелся быстро — ему отчего-то было приятно, что он сумел произвести такое сильное впечатление на Володину маму, человека ученого и солидного.
— Ну, не скины, так сатанисты, — брякнул он. — Им человека задушить, а потом в котле сварить — что плюнуть.
— Виктория Сергеевна, не желающая понять Кошмарика, увидев череп на его перстне, вскрикнула:
— Да что за ужасы ты говоришь! Володя, поднимайся, завтракай вместе с Леней, и мы сейчас же идем в милицию! Эта гора со всеми скинами и сатанистами с «бабочками» у меня ходуном ходить будет!
Они вышли из дома уже через двадцать минут, узнав у хозяев, где найти представителей порядка. Оказалось, что на всю Воронью гору с ее поселком имелся лишь один участковый милиционер, а найти его можно было на почте. Это показалось маме очень странным и даже подозрительным. Участковый принимал там посетителей в определенные часы дня, и они направлялись сейчас к зданию почты. Кошмарик, снова напяливший поверх бандана наушники, шел, засунув руки в карманы широчайших «труб».
Они быстро нашли здание почты — двухэтажное, деревянное, крашеное, судя по всему, последний раз еще в эпоху Брежнева, поднялись на второй этаж. Немолодой, лысоватый, усатый и усталый участковый сидел за столом. Его кожаная сумка и фуражка лежали на столе, а в руке стража порядка была газета.
— Простите, вы и есть участковый уполномоченный? — вежливо спросила у него мама, которой было неудобно отвлекать его от чтения.
Участковый взглянул на нее заспанными глазами и ответил:
— Ну да, он самый. А вы чего хотели?
— Понимаете, — заговорила она, — вчера на моего сына на вверенной вам территории было совершено нападение! Его кто-то едва не задушил!
Участковый отчего-то взглянул не на Володю, а на Кошмарика. Его взгляд скользнул по бандану, серьге алисомана и остановился на перстне с черепом. Милиционер усмехнулся, а потом достал из папки мятый лист бумаги, ручку, подал все это Виктории Сергеевне и сказал:
— Пишите заявление о случившемся.
— Мне писать или… пострадавшему? — растерянно спросила она.
— Вы, вы пишите! От несовершеннолетних заявлений не принимаю! — желчно сказал участковый, и мама с Володей пошли к столику.
Зал был полон старушек и стариков, очевидно пришедших за пенсией. Слышались вздохи, жалобы на жизнь, ругань в адрес правительства, да и всех, кто попадался на язык. Шум мешал Володе и Виктории Сергеевне сосредоточиться и составить заявление поубедительней. Наконец оно было готово и легло на стол перед участковым.
Тот долго изучал заявление. Его глаза перебегали по листу то сверху вниз, то в обратном направлении. Участковый, по всему было видно, чего-то не мог понять.
— Так, — сказал он наконец, — у вас здесь не указано, что происшествие случилось на такой-то улице, на участке таком-то.
— Мой сын не знает названия улицы. Мы лишь вчера приехали на Воронью гору, — объяснила Виктория Сергеевна.
— Не знает… — в задумчивости постучал участковый ручкой по столу. — Ну а привести на то место ты меня сможешь? — спросил он.
