— С этими документами не знакомиться надо, Владислав Романович… Их следует в компьютер запускать — если бы они у нас были — для тщательного анализа… Я не очень-то понимаю, отчего в выдвинутых версиях на первое место сразу же вывели убийство с целью грабежа? И почему вероятие убийства с политическими целями было на самом последнем месте?
— Вы раньше в МУРе не работали?
— Нет.
— Какая у вас тема диссертации?
Строилов улыбнулся:
— У вас хорошие источники информации.
— Плохих не держим.
— Тема у меня выстраданная, Владислав Романович… «К вопросу об истории подготовки процессов тридцать восьмого года: анализ процессуальных нарушений действовавшего законодательства».
— Голову не свернут?
Строилов ответил вопросом на вопрос:
— Полагаете, возможна реставрация?
— Аппарат-то ведь по-прежнему всемогущ…
— У меня пистолет есть… Коли реставрация — застрелюсь, позора не переживу, это равнозначно разгрому поколения, публичная казнь идеи, вселенская компрометация нации, от такого страна не оправится…
Медленно закурив, Костенко, не отрывая глаз от лица Строилова, сказал:
— Я готов более подробно рассказать о книге Виктории Федоровой… Мне кое-что перевели… Есть зацепки…
— Серьезные?
— Как размышление для поиска — да… Конкретных — нет… И еще… Что вам известно о том процессе, который Зоя Алексеевна была намерена возбудить в Штатах против адмирала Тэйта?
— Против отца Вики?
— Да.
— Этого нет в деле…
— Вы проскользили… Там об этом упоминается, но почерк у оперов районной милиции детский… Она намеревалась начать процесс, потому что адмирал использовал в своих мемуарах те материалы, которые Федорова хотела опубликовать сама… Ясно?
— А в те годы публикация за границей книг и мемуаров, связанных с разоблачением Сталина и его палачей, каралась, — словно бы продолжая Костенко, заключил Строилов.
— Горячо, — усмехнулся Костенко. — Вот-вот наступите на угли…
Строилов не понял:
— О чем вы?
— Забыли детские игры?
— Мы в детприемнике не играли, Владислав Романович. Нас там гусиным шагом учили ходить сызмальства… Мы дикие были, дикие и тихие, игр сторонились, каждый в себе… И последний вопрос: у вас врагов много?
— А как без них жить?
— Дело в том, что вчера на вас анонимка пришла… Просто так от нее не отмазаться, придется писать объяснение.
— Сюжет каков? Что я Мишаньке Ястребу помогал ротапринты воровать?
— Это было позавчера, Владислав Романович… Это б полбеды… Кто-то из тех, кому о вас многое известно, очень многое — словно бы друг писал, — сигнализирует руководству, что, мол, полковник Костенко катит бочку на чекистов, обвиняя их в убийстве Федоровой, и что результаты своего частного сыска запродал западникам.
— Так вы и разберитесь с этой анонимочкой, — враз заскучав, ответил Костенко. — Я в общем-то не защищен, карты свои — не все, конечно, но весьма серьезные — разложил на столе, валяйте, тешьтесь…
Строилов достал из стола конверт:
— А я уж начал, Владислав Романович… Поскольку в анонимке много пишется о вашей семье, словно бы, повторяю, сочинял близкий человек, — поглядите-ка почерк, а?
Костенко покачал головой:
— В такой постановке — глядеть не стану… А как уликовый документ, как след к убийце Федоровой — посмотреть стоит. На дактилоскопию не брали?
— Брали.
— Ну и что?
— Ответ в вашу пользу, Владислав Романович… На конверте пальцев нет, обнаружили подобие следа от перчатки… Эксперты определенно ничего не утверждают, но высказывают предположение, что состав, из которого изготовлены эти самые перчатки, идентичен тому, который остался в киоске Ястреба… Нерусское производство — во всяком случае… Поэтому ваш интерес к бывшему театральному администратору, а ныне гражданину США Джозефу Дэйвиду, мне кажется в высшей мере оправданным… Хотите работать вместе — вот вам моя рука…
Они обменялись рукопожатием. Костенко снова подивился тому, как холодны пальцы капитана, сколь суха его ладонь и как она аристократически длинна. Он похож не на Дон Кихота — на коня. Странная ассоциация. Впрочем, нет, — у породистых скакунов очень узкие лодыжки, а вообще кони — хорошие люди, с ними можно идти в дело. Он сразу принял мою версию: дело Федоровой
