Гражина и Ромка подошли к Ребячьему дому в тот момент, когда на его крыше появился мальчик с горном. «Та-та-та-та, та-та», — понесся над поселком тревожный сигнал. И ноги сами зашагали быстрее.
У входа поджидал Пятрас. Увидев Ромку с девчонкой, сморщился, словно разгрыз таблетку хинина. «Здравствуй», — процедил он сквозь зубы. Пятрас был в ослепительно белой рубашке, такой белой, что пионерский галстук казался на ней ярким пламенем. Черные кудри аккуратно расчесаны.
— Думал, опоздаешь. — Пятрас ведет себя так, будто рядом с Ромкой никого нет. — Народу собралось — страх! Даже маленький Витукас пришел! Умора! Впервые вижу его с чистым носом… А Стасис с твоей улицы явился грязным-прегрязным. Так ему от ворот поворот устроили. Погнали мыться…
— Сплетничаешь хуже девчонки, — прерывает его Гражина.
— Ты чего в чужой разговор влазишь? — Пятрас не сомневается, что друг поддержит его, и вдвоем они быстро поставят на место нахальную девчонку. Но Ромка вдруг заинтересовался своими ногтями и молчит. Пятрас дергает товарища за рукав. Однако и после этого тот не говорит ни слова.
— Вот еще! Не влажу, а дело говорю, — последнее слово остается за Гражиной, так как Ромка хватает спорщиков за руки и тянет к входу.
Но тут к нему сразу подходят дежурные:
— У тебя двойка по физике.
— Исправил. Клянусь головой осьминога, исправил…
— Точно, — подтверждает Пятрас.
— Тогда проходи.
Прежде чем войти в зал, где волновалось и гудело ребячье море, зашли в Комнату героев. Такой здесь закон: перед весельем, радостью, трудом отдай салют тем, кто отдал жизнь за твое счастье. На стене — два портрета. Молодые мужественные лица обращены прямо к ребятам. Они словно спрашивают: «Что ты за человек?» Между портретами — пурпурное знамя пионерской дружины.
Салют вам, герои!
На противоположной стене висит лист бумаги в рамке. На нем крупными буквами написано:
«До 1940 года — года восстановления советской власти в Литве — этот дом принадлежал бывшему хозяину побережья — богачу и кровопийце Скайзгрису. Во время войны фашисты разместили в нем гестапо. Скайзгрис и его сынок ни в чем не отставали от палачей. Это они выдали фашистам героев-партизан из нашего поселка Зигмаса Лапинскаса и Альгиса Римкуса.
Зигмас и Альгис погибли за наше счастье, за то, чтобы на побережье никогда больше не царствовали скайзгрисы.
Вечная слава героям!»
Горн на крыше пропел в третий раз. Пора в зал.
Ударили барабаны. Большой сбор начался.
Сперва Ромке было не очень интересно. Он хорошо знал, что пионерская двухлетка — младшая сестра семилетки, что ребята делают много полезного для ее выполнения.
Пионеры Жуведры тоже не сидели сложа руки: устроили у себя сетевязальную мастерскую и снабжали колхоз самыми настоящими сетями, построили на речке плавательный бассейн. Однако Ромку могли увлечь дела только космического, ну, в крайнем случае всесоюзного масштаба. Вот если бы в Ребячьем доме наладили производство батискафов[3] или ракет для исследования верхних слоев атмосферы! Тогда и потрудиться стоит. А сети пускай девчонки вяжут. У них это хорошо получается…
Словом, Ромке очень хочется повеселить ребят, но, честно говоря, он побаивается. Чего доброго, состришь, а тебя возьмут да выпрут за двери. Такое, правда не с ним, но бывало.
И вдруг Ромка встрепенулся. Удивительное это дело. Сидишь, голова пустая, как футбольный мяч. Слова доносятся будто издалека. И слышишь их и не слышишь одновременно. Точнее, важные слышишь, а все, что между ними, пропускаешь мимо ушей. Но именно в такие моменты Ромке приходят редкостные мысли.
На прошлом Большом сборе он неожиданно решил, что в окрестностях Жуведры обязательно должны были жить первобытные люди. Решил и стал разыскивать места их древних стоянок. Закончилось это, как уже известно, неудачным взрывом в пещере.
Сейчас ему опять пришла в голову мысль. Просто гениальная! И когда, наконец, сойдет с трибуны старший пионервожатый? Говорит, говорит… Говорит он, конечно, здорово. Но если бы ребята знали, какая гениальная идея родилась только что в этом светлом зале, они бы единодушно потребовали предоставить Ромке слово. Мгновенно. Вне всякой очереди.
