Им открыла монахиня Третьего ордена. Кайе увидел щуплого человека, встающего с кушетки. Он был явно удивлен поздним визитом. Черные одежды патера контрастировали с белыми стенами комнаты. Только лицо и руки слабо светились в тон побелке, и даже волосы блестели какой-то желтоватой сединой, будто отполированные.
— Патер Иоганнес Берле, — произнесла Грит. — Доктор Кайе, реставратор и доктор искусствоведения, специализируется в области голландской живописи.
Патер Берле кивнул и протянул Кайе руку. Она была холодной и сухой.
— Наконец-то мужчина!
Кайе натянуто улыбнулся.
— Присядем, — предложила Грит и взяла раскладной стул, стоявший у стены.
Комната была обставлена по-спартански просто. Рядом с кушеткой маленький письменный стол, на нем бумага и огрызки карандашей. Перед столом табуретка, белая, как и все в этой комнате, напоминавшей келью. Справа у окна на стене книжная полка с одной-единственной книгой — Библией. Рядом с дверью открытый шкаф, зияющий пустотой. И надо всем этим, на высоте добрых трех метров, матовая трубка светильника без плафона.
В комнате было душно, стоял резкий запах дезинфицирующих средств. Патер Берле сидел на краю кушетки, поджав под себя ноги, и ждал, когда с ним заговорят. Взгляд его покрасневших глаз блуждал по комнате.
— Как вы себя сегодня чувствуете? — спросила Грит, прервав молчание.
— Теперь хорошо, когда я, наконец, вижу в этих стенах мужчину. Решительно слишком много юбок. Слишком много.
— С вами плохо обращаются, патер Берле?
— Это как посмотреть. Даже мой врач — женщина! Вам нравится использовать мужчин, сеньора Вандерверф? Вот видите. Мой запрос о предоставлении врача-мужчины был отклонен!
Патер Берле шепелявил, будто его язык все время упирался в зубы. Кайе почувствовал, как у него по спине побежали мурашки.
— Что ему здесь нужно? — спросил патер, кивнув в сторону Кайе. — Он должен меня допросить?
Грит Вандерверф покачала головой. Она наклонилась к Берле и попыталась коснуться его руки. Однако патер оказался проворнее и успел отдернуть руку.
— Он реставрирует поврежденную вами картину! К тому же вы хотели получить собеседника-мужчину.
Услышав это, Берле вскочил с кушетки.
— Поврежденную… поврежденную мной? Вы не имеете об этом никакого представления. Я уже тысячу раз говорил вам.
Он опустил голову и снова сел. Потом обратил взор к Кайе:
— Она подействовала? Скажите, жидкость подействовала?
Кайе испугался. Глаза Берле сверкали. Такими в старых фильмах показывали ученых-фанатиков, перешедших границу безумия.
— Картина почти не пострадала, если вы это имеете в виду, патер. Жидкость разъела лишь поверхность лака, не более. Однако химикат вызвал непонятную нам пока реакцию красок. Требуется время, чтобы разобраться во всем. Лак следует удалить и заменить, но картина и без того нуждалась в реставрации. В остальном полотно не повреждено. Я исследовал его с помощью своей методики, хотя вряд ли вы с ней знакомы.
Патер слушал Кайе с усмешкой, опустив голову. Затем резко повернулся к реставратору и с иронией в голосе осведомился:
— Вы полагаете, я не знаю, как разрушить картину? Вы так глупы или считаете таковым меня?
Кайе не обратил внимания на замечание. Но прежде чем ему удалось ответить, Берле продолжил нападение:
— Где вы работаете, господин Кайе? В старых мастерских музея неподалеку от парка Ретиро?
Кайе с нескрываемым удивлением посмотрел на него. Зачем патеру такие подробности?
— Это сейчас так важно? — бросила Грит.
— Меня больше интересует, почему вы вообще это сделали, — сказал Кайе.
— Патер Берле, может, вы расскажете господину Кайе то, чего не хотели рассказывать мне?
Берле снова встал и подошел вплотную к Кайе. Его лицо было так близко, что реставратор отодвинулся в сторону. Неожиданно он почувствовал у своего уха горячее дыхание.
— Помогите мне, пожалуйста. Иначе меня убьют.
Внезапно Берле снова сел и пристально смотрел на Кайе, пока тот не опустил глаза. Затем он спросил:
— А почему я должен все рассказать ему?
— Ваше вмешательство явно положило начало цепи неких событий, патер Берле. Обнажило что-то скрытое, — осторожно заметила Грит Вандерверф.