— А про меня она говорила? — робко полюбопытствовал Юлька.
— Промолчала.
— Хм-м-м… Интересно…
— Ничего интересного, — резко оборвал Тима, и недобрый румянец выступил на его щеках. — Ты, Павка, — трус! Скажи, договаривались мы или не договаривались не говорить вообще о Люське?!
— Угу…
— Положи хлеб и отвечай! Договаривались?
— Стоит из-за Люськи спорить. Вот я…
— Молчи, Юлька! Пусть он сам ответит!
— Ну, договаривались.
— Так что ты, как попугай, заладил: «Люська, Люся, Люсенька…» О ней твердишь, а за собой посмотреть не можешь. По скалам черепахой ползаешь! А плаваешь?..
— Сейчас он ничего плавает. Кролем может. Я…
— Молчи, Юлька! Нужно, как рыба, плавать. Ясно? Лень ему тренироваться. Жиры копит.
— Зря ты на меня набросился, Тимка. Я каждый день на пруду тренируюсь. Меня уже дома ругают, что носом шмыгаю: насморк.
— Хо-о! Насморка боишься! Люська обижает, насморк одолевает… Герой! Открыватель! Ныть ты мастер да камни другим на головы выворачивать. Позавчера на Юльку, сегодня на меня.
— Сегодня я не выворачивал, скала из состояния покоя вышла. Закон физический.
— Нас ты из состояния покоя выводишь! — вскипел Тима, надвигаясь на Павку. — Запомни на всю жизнь: о Люське и о камнях последний раз говорим. Ясно?
— И запоминать не буду…
— Вот-вот. — Тима заходил взад и вперед по площадке, отшвыривая носком башмака мелкие камни. Павка набил рот колбасой и усердно заработал челюстями.
— Хочешь знать, — сказал он, прожевывая, — так Люська правильно ругается с нами, у нее важное дело!
Уж чего-чего, а такой дерзости Тима стерпеть не мог. Единым махом расстегнул он ворот выгоревшей клетчатой рубашки, выхватил из-за пазухи потрепанную карту и раскинул ее перед Павкой. Исцарапанный палец заскользил по кружочкам, квадратам, крестикам, в изобилии рассыпанным у черной точки с надписью: «Новострой».
— А у нас — шутки! У нас — пустяки! — горячился Тима. — Кварцевые пески — раз! Строительная глина — два! Мрамор на Берестянке — три! У первого переката мрамор! У второго переката… — он выкрикивал название за названием, месторождение за месторождением. Голос его звенел.
Павка был по-прежнему спокоен. Он даже и бровью не повел. Правда, такими бровями, какие имелись у Павки, хоть води, хоть не води — результатов не будет: белесые и редкие, они совсем не выделялись на его круглом розовощеком лице и не служили выразителями душевных переживаний хозяина. Кроме всего прочего, Павка хорошо знал характер звеньевого.
Что Тима Болдырев горяч, было известно всем. Прекрасный товарищ, лучший в дружине рассказчик и выдумщик, звеньевой «номер один» в спорах становился невыносимым. Ему ничего не стоило под горячую руку обидеть самого близкого друга. И все же Тима пользовался у ребят любовью и авторитетом: уважали его за смелость, прямоту и инициативность.
Первое звено жило дружно. Никакие ссоры, возникавшие между ребятами довольно часто, не могли посеять губительного семени раздора. С тех пор как Тиме, Юле и Павке доверили заготовку растений для фабрики «Пионер», звено еще больше сдружилось. Они лазили с утра до вечера по увалам, карьерам, горам и оврагам; исследовали скалы, речки, пруды и озера. Тимина страсть к открытиям покорила ребят. Юлька с Павкой тоже стали видеть в каждом куске породы неведомые людям минералы, а в каждой царапине на скалах и камнях старались уловить «голос предков» — рассказ о давно минувшем.
Права была Люся Волкова, вожатая второго звена: не зря на Большом совете она голосовала против назначения Тимкиного звена в «заготовители». Своими действиями первое звено подтверждало Люсины слова, что «Тимка будет заниматься исследованиями, а заготовку растений — ну обязательно! — провалит».
И вот из-за этого теперь вспыхнула ссора. Сжав кулаки, Тима подступил к Павке вплотную, доказывая важность проводимых звеном исследований. Но за Павку неожиданно вступился Юля. Он втиснул свою долговязую фигуру между спорщиками и затараторил:
— Ну что ты, Тимка? Что? Думаешь, Павка зря говорит? Он правильно говорит! Опять нас в лагере с песочком продирать будут! Уж это, как пить дать! Люська наговорит обязательно. А заготовку мы срываем, факт!
