Тайна дуэльных пистолетов - страница 8

— Хотел бы, — со вздохом ответил Франсуа.

— А я нет. Я больше похож на мою мать. Я люблю стабильность и верность. Бывают дни, когда мне просто нехорошо делается от этих автоматов.

Он вскочил на ноги.

— Я слышу наш «моррис».

Боб быстро поставил обратно в витрину господина Тома и увлек за собой Франсуа навстречу отцу.

— Папа, к тебе приходили.

Он описал незнакомца. Господин Скиннер развел ру­ками.

— Не представляю, кто это мог быть, — сказал он. — Однако не будем ломать голову, раз он все равно вернет­ся. Госпожа Хамфри, где вы? Нам хотелось бы выпить чаю!

Он взял Франсуа за руку.

— Мой милый мальчик, я не знаю, чем вы в жизни хо­тите заняться, но я вам не советую выбирать дело вроде моего. Люди ничего не понимают, и постоянно надо все пробивать. Ах, как бы мне хотелось чаю! Боб, пойди по­моги госпоже Хамфри.

Он снял плащ и повесил его на вешалку. Потом обра­тился к Франсуа:

— Проходите вперед, господин Без Козыря. Знаете, мне нравится ваше прозвище. Я думал о нем, возвращаясь до­мой. Оно бы очень подошло и мне тоже. У меня на руках прекрасные карты, и я стараюсь выиграть лучшую партию.

Госпожа Хамфри подала чай.

— Боб, ты другим оставишь немного пирога? Франсуа думал, что он попадет в традиционный анг­лийский дом, хозяева которого чопорны и скучноваты.

Но Скиннеры его просто ошеломили. Он себя прекрасно чувствовал как с Бобом, так и с его отцом. Мальчик раз­глядывал худые руки господина Скиннера с длинными, очень тонкими пальцами, все время находившимися в движении. Они абсолютно соответствовали его беспокой­ному, живому уму, в то время как мягкие, полные руки Боба свидетельствовали о чистосердечии его натуры.

«Говорят, какой отец, такой и сын! Это не так, — ду­мал Франсуа. — Не исключено, что Боб сознательно не хочет походить на своего отца. Между ними должен быть скрытый конфликт».

В кабинете зазвонил телефон, инженер извинился и вышел. Дверь осталась открытой, и мальчики слышали его голос.

— Я абсолютно спокоен, — пробормотал Боб. — Как только мы куда-нибудь соберемся, всегда находится же­лающий с ним встретиться.

— Алло! Говорите громче! Это вы, Меррил? Я вас не узнал. Что? Я снова должен вернуться к вам для разгово­ра? Сейчас? Нельзя ли это немного отложить? Я же вам только что говорил, что должен везти детей на концерт. Я вас очень плохо слышу.

— Что я тебе говорил? — бросил Боб.

Он доел последний кусок пирога и облизал сладкие сливовые капли на пальцах.

— А вы не можете рассказать это по телефону? Хоро­шо, через час. Раньше я прибыть не смогу. Я только что вернулся. Спасибо.

Когда господин Скиннер вернулся, у него был уста­лый и унылый вид.

— Что он хочет от меня? Мне очень неприятно, доро­гой Франсуа. Я уже рассказывал вам, что господин Мер­рил финансирует мою работу. Вы его, наверное, увидите. Это очень приятный человек. Но поскольку у него много денег, он думает, что все должны ему подчиняться. Я не должен жаловаться, потому что он подписал со мной пре­красный контракт. Только контракты — это как наруч­ники. Вы связаны, вы потеряли свободу. Господин Мер­рил хочет снова видеть меня, значит, я обязан вернуться, отложив все другие дела. Ну что же, я скоро поеду к нему. Давайте без спешки допьем чай.

— На концерт не идем? — спросил Боб с напускным безразличием.

— Почему же! Я вас довезу на машине. Остаться с вами я не смогу. Но вы достаточно большие, чтобы вернуться домой самостоятельно. Вы возьмете такси.

Господин Скиннер выпил вторую чашку чая.

— Следите за часами, и когда надо будет ехать, извле­ките меня из кабинета в приказном порядке.

И он быстро вышел.

— Господин Меррил, — зло сказал Боб. — Вечно этот господин Меррил!

— Он что, банкир? — спросил Франсуа.

— Совсем нет. Он делает холодильники. Но он их про­изводит на конвейере завода, огромного, как здание вок­зала. И вот увлекся автоматами и собирается наладить их серийное производство. Я видел его рекламные про­спекты: «Аудиовизуальные изобретения, доставляющие радость!» Представляешь? Мне это совсем не смешно! Госпожа Хамфри, пожалуйста, еще что-нибудь осталось? Принесите нам тостов. Спасибо!

— Так надо радоваться, — сказал Франсуа.