— Почему ты Нику не рассказала? Не мне, ему?
— О чем? — и удивленье в глазах. Вот после него мне плечи и передернуло:
— О том… что ты его «угостила» тогда?
— Чем?
— Тебе название сказать? — а, блефовать, так блефовать. — Или, может, все же, сама? Как моя лучшая подруга? Или ты забыла, что я там тоже была? В Грязных землях? Правда, позже тебя на семь лет, но — два раза. У тебя ведь в дипломе одна из глав так и называлась: «Остаточные природные рефлексы у дриад, лишенных магии». А может, тебе охотницу по имени назвать, которая тебя той бодягой снабдила? Кстати, незаконной. Она сейчас очень о том факте сожалеет и готова дать показания в обмен на…
— Не докажешь!
Уф-ф…
— Да неужели?
— Ты ничего не докажешь, — зло выдохнула Ксю. — Ни-че-го.
— Да? А мне и не надо. Валяйся в своей грязи одна. Но, если хоть на дюйм приблизишься к Нику, так и знай, подруга, я это сделаю. Теперь-то уж точно, — и, брякнув в сумке Вариными горшками, пошла к лестнице.
Ни разу в жизни я еще так откровенно не блефовала. Но, оно того стоило. Это точно…
Каково общее число картин в столичном вернисаже? С чем самое вкусное мороженое в «Ледяной птичке»? Во сколько начинается дневной спектакль в кукольном театре и почему принц Игорь из книжки оказался таким недогадливым? Ну, так я вам отвечу: четыреста тридцать восемь, с черничным сиропом и мармеладом, в три часа и… потому что, от природы — идиот. Уф-ф… Все эти «тайны» я постигла за два минувших дня, проведенных с Варварой. И это, не считая ключевой разницы между комнатной сентопией и фиалкой, выраженной в девяти пунктах, повторенных три раза… И как Ник все это переносит? И как мне после всего перенесенного сохранить трезвость ума? Хотя, это уже вопросы к нему. И я их обязательно задам, как только этот «дезертир с детского фронта» окончательно вернется. Пока же он забегал к нам лишь вчера вечером и на три минутки. Спросил: «Как вы тут?», отчитался: «Влез по самые уши и неизвестно насколько» и, чмокнув нас по порядку выстраивания в прихожей, срочно смылся за дверь. Оставив после себя запах морской соли вперемешку с казенным кухонным ароматом… Запах свободы…
А вот к вечеру двадцать седьмого у меня появился прекрасный повод хотя бы спустить пар — в нашу дверь воспитанно постучался…
— Да, неужели? — открыв ее, плотоядно оскалилась я.
Мой начальник, Глеб Анчаров, ненароком оглянулся:
— Это ты мне?.. Варя, здравствуй. У меня для тебя подарок из Джингара… Зайти-то хоть можно?
— Спасибо большое и, конечно, дядя Глеб, заходите, — великодушно прошуршала та пакетом, набитым, вероятно, сладостями.
— И вам благодарствую, — профессионально прищурился ей вслед некромант.
Пришлось запускать:
— Проходи… Как там? — поинтересовалась, уже брякая посудой на кухне.
— Где? — откликнулся мужчина, устраиваясь за стол.
— На свободе. Где ж еще?
— А-а… Да, по разному. Капает или метет… А у вас, я вижу, тоже перемены?
— И кто бы знал, какие? — поставила я перед начальством чай.
— Ощутимые, Агата.
— Глеб, не томи давай. Говори: что по этому поводу думаешь? Что за новые цвета и да, я его активировала, это отсроченное заклятье.
— Ага, — почесал тот за ухом, пялясь в вазу с печеньем. — Активировала, значит?.. Ну так, поздравляю.
— Спасибо. И с чем?
— А вот это — пока загадка.
— И даже для тебя?.. Верится с трудом. Тем более, если учесть факт твоего знакомства с ее отцом.
— Э-э…
— Глеб, не юли. Нам с Ником знать надо: чего ждать дальше.
— А чего вам ждать? — прищурился он на меня. — Агата, я, действительно, не знаю. Пока не знаю.
— И почему?
— Потому как, во-первых: изменения могут коснуться чего угодно. Такая здесь специфика последствий. А во-вторых: назвать тебе ее геройского папашу не могу.
— Это еще почему? — сузила я глаза. — Сие вновь: «выше моих полномочий»?
— Совершенно верно, особый агент Вешковская, — отхлебнул наглец чая. — М-м, очень вкусно. Я, ты знаешь, пока в Джингаре был, тоже к чаям пристрастился и…
— Ага. Даже так, — застучала я пальцами по столу. — А ты знаешь, что?
— У меня для тебя задание.
— Ух ты! Опять у кого-нибудь чайник заговорил?
— Не-ет, — протянул Глеб. — Не чайник, — и прямо посмотрел на меня. — Агата, еще семь лет назад ты мне заявила, что ненавидишь политику. Как раз после… случая с матерью Вари. Я очень ценю тебя, как профессионала и, отчасти, считаю своей ученицей. Но, вся наша с тобой работа, настоящая работа, и есть — сплошная, чтоб ее, политика. Скажи мне честно: ты готова погрузиться в нее полностью?
