Такова судьба спорта, такова судьба чемпиона – родить в сердцах надежду…
А спустя сутки взорвалась «мина»: в контрольной пробе олимпийского чемпиона (порядковый № 963) Джона Бенсона, героя и триумфатора, которого уже ждали и рекламировали в Токио, где призовой фонд их новой встречи с Карлом Льюисом достиг фантастической суммы в миллион долларов, к тому же назначенной одному лишь победителю и никому более, был обнаружен редкий, дотоле не встречавшийся в спортивной практике допинг, и вчерашний кумир был изгнан из олимпийской деревни – полицейские, как траурный караул, сопровождали неудачника в Кимпо до самого трапа самолета, улетавшего в Нью-Йорк…
***
Через год, когда давно уже отгорели страсти по Джону Бенсону и «дело № 963» прояснилось до конца, а преданный всемирной анафеме атлет скрылся подальше от людских глаз, я улетал в Мехико, предвкушая встречу с моим верным Хоакином Веласкесом, клятвенно заверившим в письме, что теперь-то мы непременно вернемся из океанских глубин с трофеями, и пусть трепещут акулы – голубые, белые, серые и какие там еще водятся…
Туманным, голубым сентябрьским утром я прикатил в Шереметьево, не выспавшись, но переполненный радостными воспоминаниями о вчерашнем вечере, проведенном в кругу друзей.
До отлета оставалось добрых три часа, и я поспешил из аэровокзала на льдистый осенний воздух, напитанный ароматами увядающих трав и не отравленный пока вереницами чадящих автомобилей и автобусов, только-только начинающих прибывать в аэропорт.
Тут я и столкнулся нос к носу с Вадимом Крюковым. Я, наверняка, не разглядел бы его и прошел мимо, но он сам окликнул меня, и вот теперь, широко расставив ноги, твердо стоял передо мной – чисто выбритый, располневший, явно довольный жизнью, хотя, как довелось услышать, она у него сделала резкий поворот в сторону – с прямой, надежной и обеспеченной дороги тренера сборной. После Игр, когда волны от скандала с Джоном Бенсоном раскатились по всему спортивному миру, то там, то тут возникали глухие слухи, что дружба Вадима Крюкова с Гарри Трамблом на поверку не такая уж и бескорыстная и что наставник Федора Нестеренко доподлинно знал «секреты» успехов Бенсона, и не только знал, но и активно внедрял в собственную практику, и от разоблачения в Сеуле его спасла травма Нестеренко.
Как бы там ни было, но Федор порвал с Крюковым вскоре после Игр, работал теперь с молодым тренером-киевлянином, хотя жить остался в Москве. А сам Крюков вовсе исчез со спортивного горизонта, даже спросить было не у кого, куда он поделся: его покровитель, Гаврюшкин, после Сеула сменил профессию и тихо убрался в какую-то дальнюю страну не то торговым представителем, не то сотрудником консульства, и следы его затерялись…
– Нос воротишь, Романько, не узнал? – нахраписто навалился Крюков.
– Отчего же, Крюк, теперь разглядел. Тебя сразу и не признаешь. Никак в техперсонал подался? Но у тебя-то, если мне память не изменяет, физкультурное образование?
– Угадал… Нет, к самолетам я касательства не имею. Мойщик я…
– Чего, чего?
– Ну, бригада у нас – между прочим, два кандидата наук и я, заслуженный тренер СССР. Окна моем в общественных зданиях. Нынче вот подрядились Шереметьево освежить.
– И что – это выгодно? – Мне нужно было как-то совладать со своими чувствами.
– Ну, здесь, к примеру, за две недели, по пятерке получим…
– Не понял – по какой пятерке?
– Эх, Романько, романтик ты хреновый, если не слыхивал, что такое «пятерка». По пять кусков! Надеюсь, уразумел?
– Теперь – да. Неплохо ты устроился, Крюк… – Я решил идти напролом. – Выходит правду люди говорили, что и ты руку к Бенсону приложил… А?
– Не пойманный – не вор, Романько. А если хочешь уж добраться до правды, скажу: да, Крюков ушел, а сколько таких, как я, осталось на своих местах. И не добраться тебе до них – руки коротки, Романько. На твоем месте я бы поостерегся… Неровен час… Камень с балкона иль автомобиль какой встречный… Бывай, писатель! – Вадим Крюков руку мне не подал, сам догадался, что не отвечу на его жест, и потому предпочел ретироваться без церемоний. Впрочем, что нам было еще выяснять? Я ведь доподлинно знал, что Вадим Крюков участвовал в деле Бенсона – Трамбла на равных и были (впрочем, есть они и поныне) в моих руках верные, «железные» доказательства, но я утаил их, каюсь, словом не обмолвился, когда писал о сеульском скандале, да и вообще о некоторых деталях тех событий, что начались поздней, глухой лондонской осенью 1985 года. Промолчал, словно бы ничего и не случилось, потому что не мог убить Федора. Я по-прежнему уважаю этого парня с такой нелегкой, чуть было не поломанной Крюковым судьбой, и всякий раз, читая о его очередном успехе, радуюсь, что не поддался эмоциям тогда, в 1988-м… Правда, был у меня и личный счет к Крюкову – помните то столкновение с самосвалом на шоссе Черкассы – Киев? Но Леониду Ивановичу так и не удалось «разговорить» виновника аварии, хотя поначалу он стал давать показания… Но потом точно в рот воды набрал… Да и я, честно говоря, после Сеула не слишком-то и напирал на первоначальную версию… опять же по причине Федора Нестеренко.
