С той злополучной среды минуло два дня. Погода совершенно переменилась. Небо затянули тяжелые свинцовые тучи, и с полуночи в среду начался продолжавшийся двое суток нескончаемый проливной дождь. Казалось, само небо оплакивает неудачу юных детективов. Опустели дворы и улицы, лужайки и спортплощадки. Не слышно стало веселого гвалта, сопровождавшего шумные игры варшавских сорванцов. Дождевые капли вызванивали на крышах печальную мелодию, и вместе с мрачной и угрюмой атмосферой воцарилась скука.
Неудачи, преследовавшие Кубуся, настолько огорчили его, что он решил навсегда прекратить расследование преступлений. В момент наивысшего разочарования он вознамерился даже сжечь свой драгоценный красный блокнот и тем самым довести до конца принятое решение. Однако он вовремя одумался и вместо того, чтобы сжечь, спрятал в шкаф бесценные записки детектива, засунув их между прошлогодними учебниками. В нем еще тлела слабая надежда обрести в конце концов славу и известность, не уступающие популярности Шерлока Холмса, самого благородного из величайших на свете сыщиков.
А пока все свое внимание он уделил спорту. Вдвоем с Гипцей они устроили большие автомобильные гонки вокруг стола. Этой забавы хватило ровно на два часа, после чего она им наскучила. В самом деле, ведь это совсем не то, что слежка за владельцем «Крайслера» или общение с Толусем Поэтом!
А черный зонт? Кто может знать, где находится сейчас черный зонт, это пригрезившееся им волшебное творение. Иногда он мелькал в мыслях беспокойным намеком или вплетался вдруг в тревожный сон юного детектива. Но неизменно оставался при этом по-прежнему таинственным и, как раньше, недосягаемым.
И кто бы мог подумать, что выяснению загадки поможет скромная муха в сливках. А дело было так.
Гипцина мама пошла в парикмахерскую. Правда, сама Гипця никак не могла понять, для чего нужно ходить в парикмахерскую и тратить на это половину дня. Но что поделаешь, если все женщины добровольно испытывают эти муки, значит, в этом все же что-то есть.
В общем, достаточно сказать, что мамуся отправилась сделать прическу в салон пана Люсьена (фирма «Люсьен — Дамский парикмахер — Прически — Химическая завивка — Окраска волос — Маникюр»), а Гипце поручила купить в магазине самообслуживания баночку сливок. Девочка и не подозревала, что в сливки может попасть муха-самоубийца. Она обнаружила это только дома, когда ей захотелось вдруг глотнуть немного сливок. Сорвав с банки серебристую крышечку-наклейку, Гипця, собравшаяся было обмакнуть в баночку свой язычок, заметила вдруг в сливках безжизненно плававшую муху. Вздрогнув от отвращения, возмущенная Гипця помчалась обратно в магазин.
Продавщица, однако, наотрез отказалась принять справедливую претензию и, более того, обвинила саму Гипцю в том, что муха попала в сливки по ее собственной вине. Это было уже слишком! Не задумываясь, Гипця бросилась бегом в парикмахерскую.
В это время ее мать сидела перед зеркалом. Над ней склонился сам мастер Люсьен, молодой еще мужчина с претенциозными, прямо-таки убийственными усиками. С видом, приличествующим великому художнику, он деликатными движениями пальцев укладывал прекрасные каштановые волосы матери.
— Но, дорогая Гипця, — выговорила мать, пораженная видом плавающей мухи, — не стоит упорствовать из-за такой мелочи. Никому ведь не докажешь, что эта муха…
— Это безобразие! — перебила ее возмущенная Гипця. — Та пани обвиняет меня в том, что именно я утопила муху в сливках. Должна же быть на свете какая-то справедливость!
Она произнесла это с такой убежденностью в своей правоте, что мать, вздохнув, уступила:
— Ну, хорошо. Подожди меня здесь, сходим вместе и выясним.
В салоне было душно. От нагревшихся электрофенов исходил слабый шум, воздух пропитался приторными запахами шампуня и лака. Гипця уселась у приоткрытого окна. Напротив нее полная маникюрша в белом фартучке трудилась над ногтями своей клиентки. Видно было, что клиентка, молодая женщина с ярко-рыжими волосами, только что побывала в умелых руках мастера Люсьена, ибо прическа ее сияла, как начищенный медный шлем. У женщины было заурядное, ничем не примечательное лицо и столь грубо намалеванные ресницы, что она, казалось, вот-вот заплачет черными слезами. Смеясь и стреляя по сторонам, глазками, клиентка громко разговаривала с маникюршей.
