– В здешней округе убито уже несколько женщин, – произнесла я наконец, захлебываясь слезами. – А мне так не хотелось пополнить собой список жертв, когда преступника ловили на меня, как на живца…
– А почему же ты в таком случае не попыталась держаться от убийств подальше? – строгим голосом поинтересовался Михаил, не забывавший, впрочем, успокоительно похлопывать меня по плечу. – Вечно борешься за почетное право разгребать за другими грязь! Кажется, твой нос просто чешется и зудит, если ты не сунешь его в какую-нибудь криминальную историю… Недаром тебя прозвали Ангелом Смерти – воистину где ты, там и убийства.
Ну это уже слишком! Для всякой нотации нужно уметь найти место и время, а сейчас подобные бестактные заявления совершенно не соответствовали обстановке…
– Может быть, ты еще посмеешь сказать, что я сама виновата? – возмущенно воскликнула я, чувствуя, как слезы стали высыхать сами собой. – Уж на этот раз я была просто паинькой из паинек! Занималась благотворительностью, утешала по мере сил бедную вдову и вовсе не давала никакого повода резать мне горло… И вообще, позволь заметить, пытаясь морализировать, ты ведешь себя как отвратительный зануда! Если бы я так по тебе не соскучилась, то уже вспомнила бы, что пора обидеться.
И все же обида кольнула в мое сердце, помогая мне взять себя в руки, прекратить плач и продолжить разговор с гордым спокойствием. Когда мне удалось настолько овладеть собой, что даже рассказ о происходивших в здешней глуши кровавых преступлениях я смогла невозмутимо довести до финальной точки, то есть до нападения на меня обезумевшего Степанчикова, жаждавшего перерезать мне бритвой горло, Михаил горько вздохнул.
– Я так и понял, что тут необходимо мое присутствие…
– Как ты мог это понять? – удивилась я.
– По твоему письму. Вернувшись из поездки на фронт обратно в Москву, я обнаружил в Земгоре подготовленные к отправке письма и успел перехватить те, что были адресованы мне. Иначе твое письмо искало бы меня еще месяц по фронтам. А оно преинтересное! Вот послушай.
Михаил вытащил из кармана френча измятый листок бумаги, исписанный моим кривоватым почерком, и выразительно прочел:
«Полагаю, что пара-тройка недель, проведенных в деревне, пойдут мне на пользу. Тут дивный лесной воздух, парное молоко, да и общество подобралось на редкость приятное, так что место это вполне подходящее, чтобы укрыться от суетной московской жизни. Наслаждаюсь покоем и должна сказать – безделье отлично сказывается на нервной системе.
Вот только постоянное недосыпание я тяжело переношу. Но что поделать, если нас тут по ночам тревожат призраки. Я, правда, усомнилась, что призраки – посланцы с того света, скорее это чья-то мистификация. Одно можно сказать с уверенностью – хорошо, что я прихватила браунинг… С ним я буквально не расстаюсь ни на минуту, и ночью приходится класть его под подушку».
Ну и что ты прикажешь обо всем этом думать, дорогая моя?
– Проклятье! – не удержалась я. – Не вредно иногда перечитывать то, что выползло из-под твоего пера, прежде чем отправлять письмо на почту. Я-то полагала, что пишу тебе радостное, веселое письмецо, чтобы не тревожился обо мне в поездке на фронт, и без того нелегкой, – и вот, пожалуйста, отвлеклась на очередную проблему и дописывала письмо, думая совсем о другом. И проговорилась нечаянно. Но что поделать, вранье никогда не было моей сильной стороной. Так ты приехал меня спасать?
– Может статься, и спасать. Во всяком случае мне нужно было на месте разобраться, для чего тебе так необходим браунинг под подушкой.
– О, кстати, о браунинге… Ты не будешь возражать, если мы прихватим браунинг и позавтракаем на лоне природы, на травке у ручья? Такой импровизированный пикник у воды. Погода сегодня к этому располагает.
– Пикник с утра пораньше? Это очень мило, но может быть, немного отложим? Там, поди, и роса еще не обсохла, у воды будет сыро, тебе не кажется?
– Увы, дорогой, с некоторыми неудобствами придется смириться. Мы должны сменить на посту хозяйку здешнего имения и штабс-капитана Салтыкова.
– Боже, волна милитаризма накрыла даже глубокий тыл. А что они, извини, делают на этом посту? Охраняют имение от диверсионных групп противника, мечтающих прорваться в Московскую губернию, чтобы обойти Первопрестольную с севера? Бдительность, конечно, великая вещь, но позволь напомнить – боевые действия ведутся на далеких западных окраинах и пропустить немцев к Москве наша армия не позволит себе ни при каких обстоятельствах! Этого не может быть потому, что этого не может быть никогда. И вообразить такое невозможно!
