Распалившись, Гаркуша произносит последние слова таким тоном, будто стоит уже где-то на площади посреди толпы батраков. Гнат Рябой, который, видимо, задремал, при восклицании Савки вскочил как ошпаренный:
— Кто? Где? Какие земляки?
Захохотала добродушно вся компания.
— Не кидайся, казаче, — успокоил Гната Кабашный. — Здесь не те земляки, что тебе мерещатся.
— Были раньше и у меня промахи, — продолжал Гаркуша, — но батько, спасибо им, научили, как надо ярмарковать… Теперь я держу линию не на мужиков, а больше на девчат и подростков… Набираешь их за полцены, а работу спрашиваешь, как со взрослого мужика. Молодые, дешевые, здоровые, сил у них хватит, сумей только вытянуть. И бунтарей среди них меньше. Покапризничают, покричат, а чеченцами пригрозишь — и замолкнут.
— Почем же вы девчат набираете? — спросила Настя, поводя спиной, как от щекотки.
— За красоту — червонец надбавки, — выпалил Андрущенко. — Паныч только Савке доверяет горничных набирать…
— Тимоха, не спотыкайся, — оборвал его Гаркуша, который давно уже поджидал случая осадить приятеля, слишком уж распоясавшегося. Думает, наверное, что Гаркуша не замечает, как он, втиснув Настю между собой и соседом, то и дело пристает к ней с чаркой, чтоб пила, и как она иногда, сдерживая смех, дергает плечом, будто кто-то ее тайком щекочет. Все замечал, все запоминал Гаркуша, не собираясь ничего прощать… Но всему — свое время.
— Скажите, какие же служаночки ему нравятся? — поинтересовалась Настя. — Чернявые или белявые?
— Определенно не такие, как ты, — буркнул дед, — потому что иначе давно была б уже там.
— Ну да, чтоб динамит подложили! Это ж правда, что у вас там какую-то девчину насмерть завалило? — обратилась Настя к Гаркуше.
— Да это тот придурковатый Густав придумал… На что другое, так у него десятой клепки не хватает, а на это хватило.
— Из-за ревности все?
— А из-за чего другого? Горничную Серафиму наметил себе, а Фридрик Эдуардович отбил ее у него… Ну, Густав и решил им подстроить… То ли динамиту, то ли чего другого подложил, только весь флигель, в котором они легли, в воздух среди ночи подняло.
— Подумать только, — вздохнул Кабашный, — брат на брата из-за девки пошел!
— Вся Аскания проснулась от грохота. Сбежались сторожа, пожарники, а подойти боятся: может, еще рваться будет? Потом все-таки кинулись, вытащили из-под обломков голого Фридрика Эдуардовича, стали откачивать…
— А девчина все там? — ужаснулась Настя. — Пана откачивают, а про нее забыли?
— Кто же знал, что она там… Уже когда пана откачали, признался он, что и девушка была с ним, сказал, чтоб искали… Вытащили, да поздно! Зато уж и повелел он похоронить ее с почестями, белый камень поставил с золотыми буквами… И родителей вызвал, полсотни овец им отвалил, чтоб молчали… Теперь поехал куда-то в Швейцарию лечиться.
— А Густаву что? Так и прошло?
— Заслали в отцовский Дорнбург, живет теперь там вурдалаком.
— А говорили, что его в желтый дом отправили…
— Собирались, но потом на семейном совете как будто решили, что много шума будет, еще больше опозорятся…
— Позора боятся, — задумчиво промолвила Настя. — Белым камнем откупились. А что девчине век укоротили, то ничего.
— Брат на брата, — снова покачал головой Набатный и, помолчав, обратился к Гаркуше. — Ты мне вот что, Савка, посоветуй… Что, если подать прошение на высочайшее имя?
— Это по тому делу?
— По тому же.
— Гм, тонкая пряжа, Лукьян Свиридович, тонкая. Вряд ли что выйдет.
— Я многого не прошу… Пусть бы предоставили льготу пробивать колодцы до Перекопа… Ведь стоял я за веру, за батюшку-царя… А то разве мыслимо: с потрохами вылетел в трубу.
Андрущенко, не удержавшись, коротко хохотнул под стол, будто чем-то подавился.
— Ишь, смеются сейчас, как над блаженным… Смейтесь, заслужил!
Притих Тимоха, почувствовав себя неловко.
— Плакать здесь надо, а не смеяться, — неожиданно озверел Гаркуша. — Это как раз нас и губит! Мало того, что другие над нами смеются, давайте мы еще сами над собой.
— Простота, — сокрушенно покачал бородой Кабашный.
— Арапником надо выбивать из нас эту простоту! Нерасторопные, темные, недружные мы… Готовые капиталы, вместо того чтобы в дело вкладывать, в дымоходы затыкаем… Девок щекочем да затылки чешем, а другие тем временем нас на четвериках обскакивают!
