— Спокуха, — ответил я ему и тоже гавкнул.
Собаки поглядели на меня, как на идиота, сорвались с места и исчезли в какой-то подворотне.
Округа выглядела так, словно вот-вот собиралась обрыдаться. Ее покрывал синий, грязный, стылый снег.
Это был Подол. Давний торговый и ремесленный район, располагающийся значительно ниже городского центра, в днепровской долине. Когда-то Подол регулярно заливался наводнениями. Дома походили на ободранных юродивых. Только и жди, что прямо сейчас заведут слезливые молитвы к Господу.
Я потащился назад в центр, не сильно-то и зная, что делать. Поднимаясь по Андриевському Узвозови, я едва-едва держался на ногах. Скользко было ужасно. Я прошел мимо двух молодых ребят, они спускались вниз. Им тоже чудом удавалось не загреметь на этой чертовой брусчатке, покрытой ледовой скорлупой, но беседы они не прерывали, как будто бы балансирование было таким же естественным, как ходьба.
— …И тогда он выстрелил, — услышал я, как один говорит другому.
— И убил? — спросил второй, осторожно делая шажок за шажком.
— Не… — ответил первый, внимательно глядя себе под ноги. — Выстрелил, чтобы собаку отпугнуть.
***
Крещатик, ах Крещатик!… Было пустовато, но и не совсем пусто. И богато. И ярко. Чем дальше в Крещатик, тем более богато и ярко. После того, как я вскарабкался наверх с Подола, Крещатик был похож на истекающую золотом и сияющую люстру. Я проверил цены в нескольких гостиницах. Администраторы улыбались крайне вежливо, но точно так же, как и я, прекрасно знали, что ничего из этого не получится. К счастью, рюкзак у меня был небольшой и легкий. Я выходил на улицу и вновь размышлял над тем, каким чудом здесь, в этом единственном на земле городе, советскому монументализму удалось обрести более-менее человечное и симпатичное лицо. Ведь все это, вся эта крещатикская архитектура, это было нечто, что могло походить на варшавский MDM[25], но было гораздо более массивным, громадным, эффектным и украшенным. Но и, что самое удивительное, приятное. На советской архитектуре растянули крупноформатные паруса реклам. Здесь были видны деньги, но не накачиваемые в город, а только этот город обвесившие. Ведь то, что в городе было общественным, каким-то макаром, то тут, то там, ремонтировалось, правда, по самому дешевому разряду. Дешевая мостовая плитка, дешевая штукатурка. А вот все то, что блестело и делало "блым-блым" — было частное. Магазины, автомобили, рекламы, тряпки из Парижа и Дубая. Киев выглядел словно запущенный, но слегка припудренный музыкант, обвешанный золотой бижутерией от Картье или Булгари[26].
***
Я крутился по центру. На пешем переходе, перед самым моим носом, загораживая мне проход, припарковалась громадная желтая "тойота"-внедорожник. Из нее вышла девица, выглядящая, словно мятежная дочка олигарха. Я просто был уверен, что под курткой на пуху на ней надета футболка с надписью "Нирвана". Девица скользнула по мне взглядом, кликнула пультом замка и куда-то направилась.
Мне хотелось найти какое-нибудь местечко с Wi-Fi, чтобы подыскать какую-нибудь недорогую гостиницу, но, как на зло, ничего толкового открыто не было. Ко мне подошел какой-то тип. У него была разлохмаченная, не слишком длинная борода и глаза психа в начальной стадии. Одет он был словно какой-то жулик.
— Вот уже какое-то время я хожу за вами, — сказал он.
Мне стало чуточку не по себе.
— И с какого времени? — автоматически выдавил я из себя.
— Какое-то, — ответил тот, — точно не помню.
— И зачем? — спросил я.
Тот пожал плечами и отправился дальше. Я какое-то время думал, следует ли его догонять, но тут вспомнил его сумасшедшие глаза и тоже пожал плечами.
Я возвратился к месту, в котором перед войной стояла киевская ратуша, а теперь расстилался Майдан Нэзалэжности. Что-то меня дернуло, я повернул голову: псих шел за мной, он был в полутора десятках метров за моей спиной. Возможно, мне показалось, что эти психованные глаза у него словно в комиксах Фрэнка Миллера — нарисованные чисто белой краской, так что резко выделяются на фоне остальной части тела, от остального Киева, теряющихся черно-сине-серой путанице форм и теней. Я приостановился и сделал вид, будто бы читаю надписи, процарапанные и написанные на колоннах площади. То были граффити времен первого Майдана, после его победы покрытые прозрачным пластиком и сохраненные на вечную историческую память. "Ющенко — ТАК!", "Янукович — ДОЛОЙ!", и тому подобные вещи. Я глянул — мужик тоже приостановился. Быстрым шагом я пересек Майдан, прошел Ляшскую Браму с архангелом, мимо каких-то закрытых будок с жратвой и напитками, и вскарабкался на Малую Житомирскую.
