— Позвони, Аглаюшка, — вдогонку крикнул Альехо, продолжая перебирать бумаги. А вслед промчавшемуся Витьке ничего не сказал, только посмотрел внимательно. Из дверей лаборатории полз в большой зал легкий запах эфира.
Апрельская Москва ударила по глазам жадным солнцем, вошла в уши ревом машин и множеством голосов. Витька держал Аглаю рукав, заставляя повернуться.
— Ты совсем бледная, тебе бы выспаться…
Аглая приподняла лицо, глядя снизу:
— Через пару часов меня будут казнить. Сначала побьют плетьми, потом поведут туда, где стоит палач с открытым мечом. Но всё в порядке, это просто репетиция. Смерть будет позже.
— Хочешь, я за тобой зайду? И поедем ко мне?
— Хочу.
Близнецы кричали, ссорясь, и Кора выгнала их на мостки, велев гулять, пока светло. У неё болела голова так сильно, что мутилось в глазах, и бегающие по хижине мальчишки казались тенями. Она смотрела перед собой, проснувшись и сев на сбитом комками мешке с травой, и видела перед глазами маленький город. Раненый шар истекал золотистой кровью, точил её через трещину, и все тряпки и мягкие листья, в которые он был завернут, промокли, наверное.
После того, как убежал Корути с Вещью, Кора, выплакавшись, спрятала шар за кадушкой с квашеной зеленью. Не за маленьким бочонком, откуда мальчишки черпали прямо ладонью, смеясь на её окрики, а за большой, запечатанной глиной бочкой. И теперь каждый шаг по сырой хижине отдавался в груди сознанием того, что город умирает в тайной нише среди изогнутых жердей.
Сначала она хотела уговорить себя. Вещи приходят и уходят… Наверное, так. Кора не знала точно, ведь никто не говорил о Вещах прямо. Запрета не было, а просто — не говорили и всё. И не спрашивали. Есть же такое, о чём не спрашивают. То, что надо было знать о Вещах, которые для всех, знали и так: вождь собирал женщин несколько раз в году. И раздавал Вещи для всех, нужные. Понемногу, конечно. Там были маленькие чирки в красивых ровных коробочках, нездешние прозрачные бусины, маленькие шарики, блестящие, как ножи, а внутри скакал и пел птичкой ещё шарик — поменьше, иногда иголки, острые и злые, хорошие для шитья. И мужчинам давались вещи, мужские. Им — большой вечный чирок, или особенные наконечники для стрел, или искристый камень, чтоб точить об него каменные ножи…
Это было всегда. Люди находили схроны, говорили о том вождю. И вождь, да будут дни его полны тепла, справедливо оделял свой народ. Ведь лес — он для людей, как все звери в нем и все птицы в небе.
И Странные Вещи были всегда. Но такой схрон редко кто находил. Кора знала, сама не помня, откуда, что вождь сам ходил за такими схронами. И Странные вещи приходили к нему. Потому что он — вождь. Все понимали это. Но каждый, наверное, мечтал иметь Странную вещь. Ту, которая без пользы, и даже непонятно — для людей ли сделана. Мечты эти были тайными. Вот только Кора раскрыла свой глупый рот и наболтала Берите о найденном схроне.
Думая, Кора ходила по хижине, брала в руки то ворох грязной детской одежды, то палку с привязанной плашкой, которой подтыкала снизу протекающую крышу, переносила с места на место, просто так. Лишь бы не думать о шаре. Когда, плача, сидела над ним, трогая пальцами рану-трещину, то постаралась захотеть, сильно, как могут хотеть женщины племени. Но видно права Берита: распрыгала Кора свою женскую силу по летнему песку, растрясла под ласковыми деревьями. Просто так, ни для чего. Даже и любви горячей, памятной, не было у нее.
Бросила в угол связку старых бус, всё собиралась заново перенизать, да вот сколько дождей уже валяются, попадают под ноги. И сейчас сил нет. Прав Корути, никчёмная она старуха. А он сильный, её сын. Все, что растеряла Кора, в нём есть. Но злое, как тени в зарослях кровянника, даже смотреть туда страшно.
Близнецы, покричав и натопавшись вблизи хижины, убежали. Видно, снова кинулись к Тенье, поедят у нее, а может, и спать останутся. Коре это на руку всегда было. Но сейчас, оставшись одна, женщина вдруг испугалась. Стараясь не смотреть в угол за кадушкой, пересекла хижину и вышла на мостки.
Тут было светлее. День ещё не ушёл, и дождик прыскал мелко, будто утешал — недолго осталось, скоро расстанутся небесные любовники, выплакав свои слёзы, и выйдет Айна на голубое небо смотреть на лес сухими глазами. Можно будет везде ходить, не боясь, что подломятся мостки и заберёт тебя тёмная вода. Кора прижалась к шатким перилам и посмотрела вниз. Поверхность воды рябила еле заметными точками капель. Вздохнула. Ей, Коре, от того нет толку. Все соседки кинутся летние дела делать. Понесут из домов сушить постели, станут убирать дворы, снова раскопают маленькие огороды. А значит, уже не придёшь просто так, поболтать. Или надо помогать хозяйке, или искать, кто не занят. А таких, кроме Коры, в деревне и нету.
