Ветер он считал детенышем деревьев и травы. Он думал, что они, качаясь взад и вперед, создают его. Никаким другим образом не мог он объяснить этот феномен. Дождь он в конце концов приписывал звездам, луне и солнцу; но его гипотеза была совсем некрасива и непоэтична.
В эту ночь, когда Тарзан лежал, задумавшись в ожидании сна, в его богатом воображении внезапно блеснуло объяснение звезд и луны. Он этим сильно взволновался. В ближайшей развилине спал Тог. Тарзан перебрался к нему.
— Тог! — закричал он.
Крупный самец тотчас же проснулся и ощетинился, почуяв опасность в ночном призыве.
— Взгляни, Тог! — воскликнул Тарзан, указывая на звезды. — Посмотри: это глаза Нумы и Сабор, Шиты и Данго. Они выжидают вокруг Горо, чтобы кинуться и убить его. Ты видишь глаза, рот и нос у Горо. А свет, сияющий на его лице, это отражение костра, который он устроил, чтобы отпугнуть Нуму и Сабор, Данго и Шиту. Всюду вокруг него глаза, Тог! Ты можешь их видеть. Но они не решаются слишком близко подойти к огню. Они боятся костра. Костер спасает Горо от Нумы. Ты видишь их, Тог! Когда-нибудь ночью Нума будет голоден и сильно раздражен, и тогда он перескочит через терновник, окружающий Горо, и у нас не будет больше света ночью, ночь будет черной, такой черной, как она бывает, когда Горо ленится вставать и спит всю ночь или же предпочитает блуждать по небу днем, забывая о джунглях с их обитателями.
Тог тупо посмотрел на небо, потом на Тарзана. Упал метеор, прорезав огненный путь по небу.
— Взгляни! — вскрикнул Тарзан. — Горо кинул огненную головню в Нуму. Тог заворчал.
— Нума там внизу, — сказал он. — Нума не охотится над деревьями.
Но он посмотрел с любопытством и некоторым опасением на блестящие звезды над собой, точно видел их впервые. Несомненно. Тог сейчас в первый раз обратил внимание на звезды, хотя они появлялись на небе над ним каждую ночь. Для Тога они были то же, что роскошные цветы джунглей — он не мог их есть, потому и игнорировал.
Тог беспокоился и нервничал. Он долгое время не мог заснуть и лежал, наблюдая за звездами — за горящими глазами хищных зверей, окружающих Горо-луну, при свете которой обезьяны плясали, ударяя по своим глиняным барабанам. Если Нума съест Горо, то больше уже не будет танца Дум-Дум. Тог был подавлен этой мыслью. Он посмотрел на Тарзана с некоторой опаской. Отчего его друг так отличался от других членов его племени? Никто из тех, кого знал Тог, не имел таких странных мыслей, как Тарзан.
Обезьяна-самец почесал в голове и стал смутно соображать, надежный ли товарищ Тарзан? Но затем он медленно припомнил кропотливым умственным процессом, что Тарзан оказывал ему больше услуг, чем все другие обезьяны, даже самые сильные и умные самцы племени.
Ведь именно Тарзан освободил его от чернокожих в то время, когда Тог полагал, что Тарзан хочет утащить Тику. Ведь Тарзан спас маленького детеныша Тога от смерти, Тарзан же изобрел и выполнил великолепный план преследования похитителя Тики и спас ее от пленения.
Тарзан боролся и проливал свою кровь в угоду Тогу столько раз, что Тог, хотя и был только грубой обезьяной, все же сохранил преданность, которую уже ничто не могло искоренить; его дружба с Тарзаном вошла в привычку, стала традицией, которая будет существовать, пока будет существовать Тог. Он никогда не выказывал внешних проявлений привязанности, он рычал на Тарзана, как и на других самцов, если они слишком близко подходили к нему во время еды, но он умер бы ради Тарзана. Он знал это, и Тарзан это тоже знал. Но о таких вещах обезьяны не говорят, их лексикон в том, что касается более утонченных инстинктов, состоит из дел, а не из слов. Тог был взволнован и долго не мог заснуть, думая о странных словах товарища.
На следующий день Тог снова вспомнил о них, и без всякой мысли о предательстве сообщил Гунто слова Тарзана о глазах хищников, окружающих Горо, и о том, что рано или поздно Нума нападет на самца Горо и сожрет его. Для обезьян все крупные предметы в природе — самцы, и потому Горо, как самое крупное явление на ночном небе, считался у них самцом.
