– Покажи мне своего дикаря, Фриц, – попросила девушка.
– Надеюсь, он еще жив, – сказал Краузе, – вчера ночью его здорово потрепало, когда поднимали клетку на борт.
– Что же ты раньше не поинтересовался? – возмутилась девушка.
– Все равно мы ничем не смогли бы ему помочь, – ответил Краузе. – По словам Абдулы, с ним опасно иметь дело. Пойдем глянем на него. Эй, ты! – крикнул он матросу-ласкару. – Сними-ка циновку вон с той клетки.
Матрос бросился выполнять приказ. Подошел Шмидт.
– Что там у вас, м-р Краузе? – поинтересовался он.
– Дикарь. Что, в новинку?
– Встречал я как-то одного французишку, от которого жена сбежала с шофером, – отозвался Шмидт. – Дикарь дикарем.
Матрос развязал веревки и стал стягивать циновку. В клетке на корточках сидел гигант, спокойно глядя на людей.
– Так он же белый! – воскликнула девушка.
– Белый, – отозвался Краузе.
– И вы собираетесь держать человека в клетке, словно дикого зверя? – спросил Шмидт.
– Он белый только снаружи, – проворчал Краузе. – Это англичанин.
Шмидт плюнул в клетку. Девушка разгневанно топнула ногой.
– Никогда больше так не делайте, – воскликнула она.
– А тебе-то что? Разве ты не слышала – это всего лишь грязная английская свинья, – процедил Краузе.
– Он человек, к тому же белый, – возразила девушка.
– Это бессловесная тварь, – ответил Краузе. – Говорить не умеет, человеческого языка не понимает. А то, что в него плюнул немец – для него большая честь.
– Все равно, пусть Шмидт прекратит издевательство.
Пробили рынду, и Шмидт удалился, чтобы сменить на мостике первого помощника капитана.
– Сам он свинья, – проговорила девушка, глядя вслед Шмидту.
С капитанского мостика спустился Ханс де Гроот и присоединился к Краузе и девушке, стоявшим возле клетки с дикарем. Приятной наружности, лет двадцати двух-двадцати трех, голландец был нанят на корабль первым помощником капитана в Батавии перед самым отплытием, когда обнаружилось, что его предшественник загадочным образом «упал за борт».
Шмидт, полагавший, что эта должность по праву принадлежит ему, возненавидел де Гроота и не скрывал этого. То, что они враждовали, никого на борту «Сайгона» не удивляло, ибо вражда являлась здесь скорее правилом, нежели исключением.
Капитан Ларсен, который не мог подняться с постели из-за жестокого приступа лихорадки, не разговаривал с Краузе, зафрахтовавшим судно, а члены команды, состоявшей в основном из ласкаров и китайцев, в любой момент были готовы перерезать друг друга. В общем, пленные звери были самыми благородными существами на борту.
Де Гроот в течение нескольких секунд разглядывал человека в клетке. Реакция его оказалась такой же, как и у девушки и Шмидта.
– Это белый человек! – воскликнул он. – Надеюсь, вы не будете держать его в клетке, словно дикого зверя?
– Именно это я и собираюсь делать, – обозлился Краузе. – Не ваше собачье дело. Не суйтесь, куда не следует, – и он бросил сердитый взгляд на девушку.
– Дикарь принадлежит вам, – сказал де Гроот, – но хотя бы развяжите ему руки. Держать его связанным – излишняя жестокость.
– Развяжу, – недовольно буркнул Краузе, – как только на палубу поднимут железную клетку, иначе с его кормежкой хлопот не оберешься.
– Он ничего не ел и не пил со вчерашнего дня, – воскликнула девушка. – Мне все равно, кто он такой, Фриц, но я даже с собакой не стала бы обращаться так, как ты обращаешься с этим беднягой.
– И я не стал бы, – отозвался Фриц.
– Он ничтожнее собаки, – раздался за их спинами голос. Подошел Абдула. Он приблизился к клетке и плюнул в человека, находящегося в ней. Девушка влепила Абдуле звонкую пощечину. Рука араба схватилась за кинжал, но вмешался де Гроот, сжав его запястье.
– Зря ты так, – сказал Краузе. Глаза девушки метали молнии, кровь отхлынула от лица.
– Я не собираюсь стоять и безучастно смотреть, как он издевается над человеком, – сказала она. – Это касается и всех остальных. – И Джанетт взглянула прямо в глаза Краузе.
– Я поддерживаю ее, – добавил де Гроот. – Может быть, то, что вы держите его в клетке, – и не мое дело, но оно станет моим, если вы не соизволите обращаться с ним достойно. Вы уже распорядились насчет железной клетки?
