Странный, но не единственный в своем роде фильм вбирает в себя веселую солянку из ингредиентов и влияний – серф-рок, кино нуар, Годар, – но главным его аналогом является театр абсурда. «Шесть персонажей в поисках автора», «В ожидании Годо» Сэмюэла Беккета и, прежде всего, «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» Томаса Стоппарда – пьеса, в которой два посланника доставляют письмо английскому королю с приказом казнить Гамлета, но их обманули и казненными оказываются они сами. Два персонажа перебрасываются лишь несколькими репликами, но разыгрывают целую драму, размышляя о том, что судьба Гамлета должна быть до мелочей похожа на их судьбу, судьбу эпизодических участников, нечаянно попавшим в чужую драму. «Представляем на сцене то, что происходит вне ее, – говорит актер. – В чем есть некий род единства – если смотреть на всякий выход как на вход куда-то».
Это очень близко к поп-теологии Джулса Уиннфилда, который, уцелев под градом пуль, заключает, что случилось «чудо». «Мы, черт возьми, должны были быть мертвы сейчас, мой друг! Мы только что стали свидетелями чуда, и я хочу, чтобы ты это признал, мать твою!» Реплика работает на двух уровня: конечно, потому что публика только что увидела своего рода воскрешение, а также воскрешение Винсента, который, после того как его застрелил Бутч в туалете, снова идет по земле благодаря чудесам закольцованной тарантиновской хронологии. Бутч также сбегает на мотоцикле с именем Grace (Божий дар, молитва).
Если там и есть бог, он напоминает мстительного бога из Книги пророка Иезекииля 25:17 («И узнаете вы, что я Господь, когда совершу над вами Мое мщение»), и бог этот и есть Тарантино, который нисходит сверху, чтобы оказаться посреди своих творений, он радостно веселится, когда Волк (Харви Кейтель) поливает из шланга Винсента и Джулса на его заднем дворе. Кейтель здесь играет роль, очень похожую на его роль куратора и решалы в «Бешеных псах», – дань уважения звезде, а также знак того, насколько Тарантино действовал вне книги правил, которая ограничивала его действия в дебютной работе. В кинотеатрах фильм преследовала его репутация жестокого человека, но снова мы почти ничего не видим.
А вот то, что мы видим, обладает хаотичным ритмом не насилия в кино, но реальной жизни: после того, как Бутч теряет сознание после столкновения, его Хонда не разбивается, но осторожно катится, пока не останавливается на тротуаре возле таблички: «Не сдается». Потом – затемнение.
В фильме полдюжины затуханий, большая часть из них – после чего-то важного: танец Мии и Винсента, передозировка Мии, авария с Бутчем, Марселлас падающий в обморок после того, как на него наехала машина – все это, чтобы выиграть небольшой промежуток времени: а что теперь? В каждом случае эффект захватывающий, жуткий и неожиданный. Это подтверждает наше ощущение, что Тарантино не совсем экшн режиссер, но режиссер реакции.
Режиссерская сила Тарантино выросла в геометрической прогрессии со времен «Бешеных псов», он позволяет сценам долго длиться там, где другие режиссеры делали бы кадр короче, и укорачивает там, где другие сделали бы длинный кадр. Его длинные дубли дополнились рядом сверхкрупных планов, как у Годара: ноги Мии Уоллес, проигрыватель пластинок, затылок Марселласа с этим интригующим пластырем – чудесной маленькой загадкой, которая даже лучше знаменитого светящегося чемодана.
Вся нежность Тарантино к своим персонажам, кажется, просачивается через эти крупные планы. Больше всего влияние Годара проявляется в образе Умы Турман, ее сверкающих шаловливых глазах, черном бобе, вдохновленным прической Анны Кариной в «Жить своей жизнью», ее походке пантеры, такой же восхитительной для Тарантино, как походка Кариной, когда она бродила по магазину грампластинок, а Годар возил камеру на долли рядом с ней, как будто бы именно для этого бог придумал сопровождающую съемку.
Как и у Годара, цель кастинга Тарантино в том, чтобы прикрыть недостаток глубины, который больше всего проявляется в танце Траволты в «Джек Рэббит Слимсе». Звезда «Лихорадки субботнего вечера» танцует твист в поношенных носках, как дядя на Рождество, – это почти то же самое, как смотреть, как Пикассо рисует человека черточками. Есть еще один замечательный момент, когда Траволта и Бутч впервые встречаются в баре Марселласа, они сразу же пропитываются неприязнью друг к другу, как собаки на улице. «Что-то увидел, друг?» – спрашивает Батч. «Ты мне не друг», – рычит Винсент. Нет никакой причины для их неприязни, разве что холодный ветер, дующий из будущего, в котором один из них убьет другого. Это столкновение знаковых фигур – 70-е и 80-е – вселенная не может выдерживать такой концентрации знаковых фигур, но она может сталкивать атомы. Космос выходит из строя.
