Заключительная стадия, также в пятнадцать минут длинной, была танцем и празднованием.
Как вы уже могли догадаться, наибольшее впечатление в этой технике Динамической медитации на меня произвело то, что в ней содержались те же самые важнейшие ингредиенты, что и в формуле оргазма Райха: интенсивное накопление энергетического заряда в теле, следующая за ним разрядка и расслабление.
У меня не было ясности относительно аспекта медитации в этой технике — ведь я была ещё совершенно «сырой», чтобы уловить все детали восточного представления о внутреннем опыте. Но мне очень понравилось оживляющее действие, которое оказала на меня Динамика /Практикующие Динамическую медитацию часто называют ее просто «Динамикой». — Примеч. перев./, а также то, насколько хорошо и расслабленно я чувствовала себя после.
Так началось моё влечение к обучающим методам Раджниша, который позднее стал известен как Ошо. И хотя тогда я ни о чём таком не догадывалась, это было также и началом постепенного слияния моей райхианской практики с путём Тантры.
Но в данный момент, пройдя вместе со мной через описание мощной неорайхианской сессии с Эрикой Келли и напряжённого часа Динамики, вы, возможно, хотите узнать:
Зачем нужно так много усилий? Зачем всё это пыхтение и сопение, дыхание, напряжение, эмоциональные потоки слёз и гнева? Действительно ли нам нужно проходить через всё это, чтобы чувствовать себя счастливыми, живыми, чувственными, оргазмическими и расслабленными?
Я боюсь, что краткий ответ будет: «Да».
Причины этого станут ясными в следующей главе.
Глава 4. Панцирь: семь сегментов
В детстве я была очень экспрессивным ребёнком и, как и большинство других маленьких девочек, которые росли в так называемых «нормальных» семьях, любила своего папу. В те ранние, формирующие характер годы, папа был главным человеком в моей жизни. Иногда мне очень хотелось, чтобы он обнял меня, иногда я тянулась или прикасалась к нему в простом детском стремлении ощутить тепло, близость и уверенность, которые может дать отец. Но большую часть времени — а точнее, почти всегда — он держал меня на некотором расстоянии. Это ощущалось мной как отвержение.
Я не знаю, почему он так делал. Я знаю, что он заботился обо мне и старался быть хорошим отцом. Может быть, он боялся, что моя мать или сёстры будут ревновать. Либо боялся собственных эмоций, стеснялся показывать свою любовь, опасаясь того, что об этом могут подумать другие. Возможно, он боялся почувствовать себя сексуальным, катая меня верхом.
Трудно узнать, что происходило у него в уме. Однако позднее, после той первой сессии с Эрикой Келли, по мере того как я глубже погружалась в свою собственную терапию и исследовала скрытые части моей психики, я начала вспоминать многие моменты тоски, разочарования и ощущения отвергнутости, связанные с отцом и моим стремлением к близости с ним. Я вспомнила также и то, как намеренно запрещала себе испытывать такого рода чувства, чтобы не ощущать боли, чтобы она не показывалась. Я нашла способ справляться с ними и защититься от боли.
Физически это проявлялось как сжатие в горле, будто бы я проглатывала свой собственный голос, а также как попытки сдержать себя, напрягая определённые группы мышц в теле, особенно в области диафрагмы и солнечного сплетения. В этом случае всё становилось более контролируемым и управляемым, я словно придавала выражению своих чувств ту форму, которая была приемлема и для меня, и для моих родителей.
Конечно, в то время я не имела представления о том, что я делала. Я не знала, что для удушения нежелательных чувств могут быть использованы определённые группы мышц. Я просто делала всё, что могла, чтобы защитить себя, и в результате стала менее выражающей, менее непосредственной — менее живой.
Это та цена, которую мы все платим за то, чтобы защитить себя. Когда наши мышцы привычно напряжены и сжаты, объём энергии уменьшается, потому что теперь она не может свободно течь через тело. Так на всю последующую жизнь создаётся стереотип пониженной жизненной энергии. Например, я в детстве привыкла запрещать себе хотеть от отца чего бы то ни было. Став взрослой, я перенесла эту привычку в мои любовные взаимоотношения с мужчинами. Мне было трудно спонтанно себя выражать, свободно и эмоционально реагировать, показывать свою любовь или просить её. И мой ум, и моё тело были натренированы препятствовать этому.
