Генрих огляделся и понял, что ему ничего не привиделось. Вокруг была все та же заросшая кустами низина. Рядом, привалившись спиной к вертикально уходящему вверх скалистому откосу, сидел Цви. Со всех сторон слышалась стрельба. Неподалеку, в траве, кто-то стонал.
— Где мы? — прохрипел Генрих.
— В заднице, — сплюнул Саша. Мрачно глянул на Генриха и объяснил: — Разделали они нас под орех.
В двух словах он объяснил Генриху ситуацию. Огонь арабов оказался неожиданно сильным. Поднявшись в атаку, рота сразу потеряла несколько человек. Потом со стороны деревни заработали пулеметы, выкосив не меньше десяти человек. А когда до арабских позиций оставалось каких-то сто метров, роту накрыла артиллерия. Атака захлебнулась. Бежавший впереди Саша оттащил упавшего Генриха назад, за скальный выступ, в мертвую зону, недоступную для арабских стрелков. Туда же ползком пробрался Цви.
— А где остальные? Где Мозес, Давид? — упавшим голосом спросил Генрих.
— Убило, — просто сказал Саша. — Похоже, что из всего взвода только мы и остались. Еще там раненые лежат, но где и сколько, не знаю. И второго взвода половина тоже легла. Остальные, кто жив, вон там залегли, — он махнул рукой назад. — Метров триста отсюда. Мы ближе всех к арабам.
— Но… нет, этого не может быть, — замотал головой Генрих, отчего перед глазами поплыли круги. — Ты меня разыгрываешь. Не может быть, чтобы все погибли. Я же слышал музыку, Давид играл!
— Какую музыку? — спросил Саша.
— Ну как на пароходе…
— Похоже, у тебя контузия, — нахмурился Саша. — Давида в самом начале атаки убило. Мозес тут рядом лежит. И капо этого никчемного убило и придурка, что все время мылся. Одни снарядом накрыло…
Генрих никак не мог поверить в реальность происходящего. Его мутило, кружилась голова. Он обежал взглядом окрестности и посмотрел на Цви.
— Что… Что же дальше?
— Вот! Правильный вопрос задает пацан, — невесело усмехнулся Саша. — Что будем делать, командир?
Цви не отвечал, уставившись невидящим взглядом куда-то поверх Сашиного плеча. Раздался свист, Саша крикнул: «Ложись!» и бросился на землю ничком. Генрих последовал его примеру. Снаряд взорвался совсем рядом, осыпав их комьями земли. Отряхнувшись, Саша взглянул на Цви и увидел, что тот сидит в той же позе, что и до взрыва.
— Командир! Надо уходить! — Саша встряхнул Цви.
— Нельзя уходить, — безжизненным голосом сказал Цви. — Приказа не было. И потом, как ты уйдешь? Местность открытая, сверху все простреливается. И трех шагов не пройдем. Надо ждать подкреплений. Наши нас не бросят.
— Какие, к свиньям, наши? Артиллерия только арабская, нашей не видно, ни слышно. Бронебатальон где? Артподдержка где? Наполеончики, мать вашу так! — Саша почти кричал.
— Если хочешь, иди, — махнул рукой Цви. — Разрешаю…
Цви был прав и Саша это понимал. Прямо над ними, на господствующей высоте, сидело не меньше сотни арабов с винтовками и хуже того — с пулеметами. С того места где они находилось, было видно где залегли остатки роты «бет» и рота «гимель», не продвинувшаяся к Дир-Аюб. Сверху по ним стреляли арабские стрелки, со стороны аль-Латрун бил тяжелый пулемет. Прямо на дорогу выехал какой-то броневик и поливал вжимавшихся в землю евреев очередями. Вдобавок ко всему, низину закидывала снарядами и минами арабская артиллерия. Не в том темпе, что в начале боя — это был скорее беспокоящий огонь, но все равно достаточно часто. Евреи отстреливались, но было ясно, что редкие неприцельные выстрелы вряд ли заставят арабов покинуть позиции. На высоте 314 не было видно никакого движения.
Потянулись минуты. Они все так же сидели в тени скального выступа. По мере того, как солнце поднималось все выше, тень становилась все короче. Стало жарко. Лежащие в густой траве раненые на разных языках просили пить.
— Я не могу это слышать, — заскулил Цви, раскачиваясь из стороны в сторону. — Не могу! Дай мне свою фляжку!
— Не дури, командир! — Саша попытался урезонить Цви.
— Дай, я сказал! Я так решил! — Цви сорвался на крик.
— Ладно, — Саша пожал плечами и протянул фляжку.
Цви схватил фляжку, и, скинув пробковый шлем, пополз вдоль откоса, туда, откуда раздавались жалобные стоны, перемежавшиеся мольбой на немецком: «Воды!». Арабы заметили движение, огонь усилился. Пули щелкали по камням совсем рядом.
