Он спустился по металлическим ступенькам и вошел в квартиру. Мебели там был минимум: два простых серых дивана, друг напротив друга по обе стороны от камина, низкий кофейный столик из темной фанеры, буфет, абсолютно пустой, за исключением бесполезной африканской деревянной статуэтки, которую Джеми с удовольствием выбросил бы, если б она не возглавляла список имущества домовладельца, подписанный им при въезде в квартиру.
Перед тем как сделать ежедневные сто двадцать отжиманий, Фуллертон снял футболку и бросил ее на диван у окна. К концу занятий он вспотел, но дыхание оставалось ровным. И хотя мышцы болели, Джеми знал: для него это не предел.
Он прошел в ванную, такую же спартанскую, как и гостиная, побрился, обвязавшись полотенцем, и направился в спальню. На дверях комнаты на деревянной вешалке висела темно-голубая форма с серебряными пуговицами. Он усмехнулся.
— Гребаный коп! Кто в это поверит?
Фуллертон положил форму на кровать. Фуражка с серебряной эмблемой столичной полиции лежала на туалетном столике. Он взял ее, надел, приладил ремешок на подбородке. Фуражка была тяжелой, зато сидела как влитая. Он повернулся к зеркалу. Перестал ухмыляться и внимательно рассмотрел себя, потом козырнул.
— Вот и все, — произнес Фуллертон.
Поиграл бицепсами, встал в позу бодибилдера. Полотенце упало на пол. Джеми усмехнулся своему нагому отражению.
В этот момент в дверь позвонили, и от неожиданности он подпрыгнул. Лицо вспыхнуло: голый, в полицейской фуражке...
Фуллертон положил фуражку на кровать рядом с формой, обмотал полотенце вокруг бедер и проследовал в коридор к входной двери. Открыл ее, ожидая увидеть почтальона, но оказался лицом к лицу с мужчиной лет тридцати в темно-голубой спортивной куртке и серых слаксах.
— Джеми Фуллертон? — спросил мужчина. Его лицо походило на бесчувственную маску.
— Да, — нерешительно ответил Фуллертон.
— Планы изменились, — сообщил незнакомец.
— Кто вы?
— Человек, которого послали передать вам новый план, — невозмутимо ответил незнакомец. В руках он сжимал ключи от машины. Его ботинки сверкали, как и те, которые Фуллертон держал в глубине шкафа. Ботинки полицейского.
— Послушайте, к восьми тридцати мне надо быть в Хендоне, — сказал Фуллертон. — В полицейском колледже.
— Я знаю, что такое Хендон, сэр, — бесстрастно парировал гость. — Вместо этого вам придется проехать со мной.
— У вас есть письмо или что-то в этом роде?
— Нет, — холодно бросил человек, — письма нет.
Фуллертон уставился на мужчину, тот ответил безразличным взглядом. Сложив руки на груди, он терпеливо ждал. По всему было видно: больше он объясняться не намерен.
— Хорошо, — произнес Фуллертон. — Тогда позвольте хотя бы одеться.
Он почти закрыл двери, когда незнакомец произнес:
— Форма не обязательна, сэр.
— Простите?
— Я о форме. Она не обязательна.
Фуллертон нахмурился:
— Тогда что мне надеть?
Мужчина в куртке наклонился, словно хотел сообщить какой-то секрет.
— Честно говоря, сэр, — сказал он, — мне плевать.
Фуллертон захлопнул дверь, но остался стоять в коридоре, пытаясь осмыслить происходящее. Три месяца назад он написал заявление с просьбой принять его на службу в столичную полицию. Ему ответили, что надлежит явиться в Хендон такого-то числа. Неожиданное изменение планов являлось плохой новостью.
* * *
Клифф Уоррен по прозвищу Банни налил в хлопья молока, положил две полные ложки жженого сахара и поставил тарелку на стол, примостившийся в углу кухни. Потом натянул халат, сел за стол и, прислонив книгу к стене, начал читать, заедая это дело хлопьями. На обложке значилось: «Реформирование общественных служб». Содержание книги было таким же сухим, как и овсянка из пакета, но ее необходимо было прочитать. Уоррен уже изучил книгу об Открытом университете, а у телевизора валялась груда видеокассет, которые ему тоже пришлось просмотреть.
Три резких нетерпеливых звонка нарушили тишину. Уоррен отложил ложку и медленно вышел в коридор. Перед тем как открыть дверь, набросил цепочку. Та часть Харлсдена, где он жил, служила пристанищем ворам и наркоманам. Хотя вряд ли они стали бы звонить в дверь — просто высадили бы ее, оглушили хозяина и забрали все более-менее ценное. Его соседку сверху, вдову лет семидесяти, за последние два года избивали шесть раз.
