Он поднес бокал ко рту, но, увидев, что он пуст, пошел к бару.
— Может быть, тут нет ничего серьезного, какая-нибудь нелепица, но я не могу не волноваться, вдруг с ней что-нибудь случилось, какая-нибудь авария...
Он снова сел на диван и посмотрел на меня, ожидая, что я скажу.
— Это... м-м... странно. Уэбб, я могу съездить в аэропорт, посмотреть, что к чему.
Он достал из кармана пиджака сложенную бумагу и протянул ее мне. Это был выписанный на мое имя чек на тысячу долларов. Я начал было протестовать, но он сказал:
— Не будь идиотом Я знаю, что ты бы сделал это для меня и без денег. Просто вдруг тебе понадобятся деньги, а если не понадобятся — вернешь.
— Расскажи мне о ней. Я ее знаю? У тебя есть ее фотография?
— Фото есть, но в данном случае оно вряд ли поможет. — Он хмыкнул и опять посмотрел на телефон. — Я действительно не очень хорошо ее знаю. Мы встретились, когда я делал ее фото для нашего журнала. Она пришла сюда в студию и... ну, я просто был очарован. На прошлой неделе мы снова встретились в Гонолулу. Я попросил ее стать моей женой. Она попросила дать ей подумать и на следующий день сказала мне «да», а сегодня утром мы зарегистрировали свой брак. Официальная церемония, а потом небольшой банкет. — Он нахмурился и покачал головой. — Есть тут, однако, что-то странное. Тогда это не произвело на меня особенного впечатления, но теперь...
— Странное?
— Да. Во время банкета я хотел снять несколько сцен кинокамерой. Так она отвернулась, видимо, не хотела попасть на пленку. Даже попросила меня не снимать, а наш брак хранить пока в секрете. Она предложила объявить о нашей женитьбе на банкете по случаю годовщины нашего журнала, который намечен на будущей неделе.
Он опять замолчал. Его замечание о банкете озадачило меня. Я знал, что примерно через неделю будет банкет по случаю завершения первого года издания журнала «В-а-а-у!». Должны были присутствовать редакция журнала, телевизионщики и двенадцать красоток, чьи фотографии красовались в первых двенадцати номерах. Вести церемонию должен был Орландо Десмонд, фотографии которого иногда помещались в журнале, а Уэбб должен был разрезать именинный пирог или что-то в этом роде. Но почему объявлять о женитьбе именно на этом банкете?
— Она должна была кое-что еще уладить, — продолжал Уэбб. — Возможно, кому-то что-то объяснить, не знаю. Тогда мне это показалось нормальным. — Он устало посмотрел на меня. — Может быть, у нее уже тогда были неприятности, но она не хотела мне о них говорить.
— А может быть, она сейчас в аэропорту, недоумевая, где ее муж? Ты сказал, что фотографировал ее в студии? Для журнала?
— Да. На разворот, ты знаешь. Все встало на свои места.
— Ты хочешь сказать, что она — одна из... — Я запнулся. — Одна из фотомоделей на развороте журнала?
— Да, ты это фото видел, Шелл. Это... Зазвенел телефон.
Лицо Уэбба мгновенно преобразилось, морщины разгладились, усталые глаза оживились, он широко улыбнулся:
— Я знал, что она позвонит... Как глупо с моей стороны...
Он двинулся к телефону, стоявшему на тумбочке у книжных шкафов, схватил трубку:
— Алло?
Несколько секунд он молча слушал. Ко мне он стоял спиной, и я увидел, как поникли его плечи.
— Что? — спросил он таким тихим голосом, что я еле его расслышал. Потом голос его окреп:
— Да вы, должно быть... что? — Он опять замолчал.
Я поднялся, пересек комнату и встал рядом с ним. Лицо его стало пепельно-серым, рот приоткрыт, губы тряслись. В глазах мелькнул ужас, затем он быстро заговорил:
— Да. Да, конечно. Я все сделаю. Нет, можете быть спокойны. Подождите, пожалуйста, не...
Я услышал щелчок, означавший, что на другом конце провода положили трубку. Уэбб не шевелился.
— Что случилось? — спросил я его.
Он медленно положил трубку, промахнулся, и она упала на полку тумбочки. Он нащупал ее и положил на аппарат.
— Это невероятно, — тихо сказал он, — невероятно.
— Уэбб, в чем дело? Что случилось? Он просто повторил:
— Невероятно, — потом посмотрел на меня потрясенно:
— Она... ее похитили.
Спустя десять минут я ничего нового не узнал. Мы опять сидели на диване, но Уэбб почти ничего не говорил. Наконец мне стало ясно, что он сознательно не хочет сказать мне ничего вообще.
