Моя жизнь дотлевает. Странные мысли меня сегодня посетили. Ну да ладно — пришли, ушли и хорошо, что не задержались.
У меня своя в белом поле дорога. По левую руку Ангел, по правую — Чёрт, и вот — иду-бреду.
Мне надо смириться с потерей И., а я цепляюсь. Цепляюсь за сны, за обрывки чувств, и не могу поднять руку, что бы перерезать тоненькую нить.
Православие — правильно славить или право славить?
Зашёл в храм, что на Гоголя, на службу, но приспичило в туалет. О.О. оказался заперт — пришлось ссать на забор, и дунул ветер и всю струю до капли занёс на брючину. Пришлось сушиться…
Ты, который подвесил звёзды, сотворил мир, не нашёл даже мгновения откликнуться, — видимо занят.
Я не люблю жизнь, мне всё равно. Я желаю покоя. Устал до смерти. Наверное, я удостоюсь в Аду места, где мучаются люди, ненавидящие и отринувшие жизнь. Бог мне судья. Света тьма — нет Бога. Вот и будет — там Бог, а там порог.
Я пишу страшные вещи. Смерти я не страшусь — какая разница быть одиноким там или тут. Там у меня не останется надежды, а здесь я цепляюсь за любую кочку, лишь бы не унесло ветром. Просто я волк-одиночка, а волк умирает один в чаще леса и никто не знает, где он находит последний приют.
Сей час — один час пополуночи.
Ведь счастье дышать воздухом и видеть свет, ощущать тепло земли и её пульс, внимать шёпоту звёзд и дыханию космоса никто отнять у меня не в силах. Даже лишённый тела я буду помнить запах травы и дрожащие капельки росы на лепестках цветов, шум крон под набежавшим ветром — всё останется во мне.
Полная цена человека это свет его сердца, его души. Другого не дано.
Теперь я знаю. Моё сердце будет замедлять свой пульс, потом оно замрёт… Мир окружающий станет резче, чётче. Я буду видеть и слышать окружающих, и не смогу ни утешить их, ни попрощаться. Не смогу прикоснуться к тем, кто мне будет особенно дорог. Ещё какое-то время я буду раздумывать, а потом встану и пойду навстречу маленькой звёздочке призывно мерцающей вдали. Путь длиною в жизнь. Я не знаю, что скажет мне Отец Небесный, я просто буду идти. Блудный сын беззаветно любящего отца. До Звезды ещё далеко — целая вечность и, возможно, на этом пути я не буду один…
— Совсем сдвинулся!
Будто невидимые цепи лопаются на…
— О, кто к нам пожаловал. Здравствуйте, мой любезный. Где же это Вы так долго пропадали? Наверное, пытались забрать у Пожирателя моё добро, не правда ли?
Агатовый клуб сверкнул очами.
— Правда.
Владыка наклонился.
— Какая трогательная забота! Такая забота достойна награды, не правда ли? Наши подданные! Всем известна наша щедрость.
Придворные зашевелились.
— Такой поступок не должен остаться не отмеченным. Что именно хочешь ты от нас, Асмодей?
— Самая высокая награда для меня — поговорить с тобою с глазу на глаз.
— "Tet a tet", как говорят французы, — задумчиво протянул Люцифер, заглушая ропот.
В рядах произошло движение.
Он медленно поднялся с трона.
— Следуй за мной.
Пара огненных ангелов встали у распахнувшихся каменных створок.
Асмодей замер. Только блеснули глаза.
— Это Эдем, нравится?
Вокруг раскинулся буйно зеленеющий сад. Журчали ручьи с прозрачной водой. С дерева на дерево перелетали светящиеся золотым светом птицы. Из резных беседок доносились чарующие звуки. Ангелы в серебристых одеяниях до пят переносились с места на место, выполняя пожелания похожих на них людей, отличающихся лишь цветом крыльев. Пролетела, вызывая истому, девица в полупрозрачном шифоне, оставляя за собой тонкий аромат.
Демон облизнул пересохшие губы и осторожно протянул руку к ближайшему деревцу.
Светящиеся цветы, будто вылепленные из воска, хрупкие веточки с золотыми плодиками и словно выточенными из изумруда прорезными листиками. Несмело коснулся их — живые.
— Пойдём, Асмодей.
Они вышли в ту же дверь и оказались на каменистой равнине. Вдали возвышались башни.
— Ценимо то, что достигается с трудом, — улыбнулся, взгляд же оставался острым как игла — Отлично, что ты вернулся. Как тебе Хлябь?
Демон искоса взглянул на своего повелителя, облачённого в сверкающую золотом и рубинами багряницу. Вокруг головы сияло тонкое кольцо.
