— Эй, кто там?
— Дед Пихто и бабка с пистолетом! — ответила тень.
Вспомнив опыт с «негром» я рявкнул:
— Что, зубы жмут?
Тень хихикнула.
— Клёво! Вот таким ты мне нравишься, пацан.
— Я тебе не девица, чтоб нравиться. Отвечай кто такой?
— У попа была собака, он её любил, она с дьяком изменила — он её убил. Вырыл яму, закопал. На дощечке написал… Что? — пропел гость на мотив "Smog in the water".
Я прыснул в кулак.
— Больной смеётся, значит, будет жить, — глубокомысленно изрекла фигура в низко нахлобученном капюшоне.
— Хи-хи не ха-ха. Имечко, будь ласков!
— Ишь, чего захотел. Обойдёсся. — гость ухмыльнулся.
— Хорошо, — как можно зловеще протянул я, — Зачем пожаловал?
— Это я у тебя хотел спросить — зачем ты меня позвал!
— Я — тебя? Чо ты гонишь!
— Айяяй, как нехорошо — жаргонизм, а ещё журналист.
— Слушай, остряк, ведь можно и по шее схлопотать.
— Руки коротки.
Я молча взял его за грудки.
— Ты ковырялки-то свои попридержи, пока я тебе их не пообрывал. Лапоть.
Ну, тут уж я не выдержал и врезал ему слева в челюсть.
— А, чёрт!
Темно-синие костистые пальцы намертво стиснули моё запястье, а из-под капюшона донеслось ехидное хихиканье. Я попытался пнуть гостя в колено. Тот легко увернулся и злобно прошипел:
— Ну, ты, сноходец хренов, ещё дёрнешься — руку сломаю, понял?
Оставалось только кивнуть.
— В общем, так — мне до твоих шашней дела нет, понял?
Я снова кивнул.
— Умница.
Я всё-таки вырвал руку, и что есть силы ударил под капюшон. Гость отлетел в туннель и, запнувшись, с шумом свалился. Я двинулся вперёд — необъяснимая злоба переполняла меня: хотелось запинать, разорвать на мелкие кусочки, втоптать в прах. Тень на полу пошевелилась. Я, рыча аки лев, набросился на врага. Пальцы поползли к горлу. Вспомнилась сцена из фильма, где анемичный интеллигент шипел на коллег: "Ну, кто так душит?! За яблочко его, за яблочко!"
Я поднялся. Пнул груду тряпья так, что она улетела хрен знает куда и, сжав кулаки, прорычал:
— Ну, тварь, попадёшься — изуродую, как бог черепаху!
В тоннеле хихикнули. Я пошарил вокруг себя — никого. Зашлёпало. Шлёпанье стало отдаляться, и, когда выполз полусонный домовой, стихло совсем.
— Хозяин, ты чего?
— Да вот, перемахнулся тут с одним… — я чуть было не сказал: козлом.
— Тёмным?
— Наверно. Через зеркало пробрался.
— Тогда это не тёмный.
— А кто?
— Наверное, бес… А может и Тень.
— Тень? Чья?
— Да твоя, Хозяин, чья же ещё! — зевнул Шныга, — Блин, ты мне такой сон обломал.
Он зевнул ещё раз, махнул лапкой и потопал в свой угол.
Я взглянул на зеркало — стекло как стекло. Перемигнулся с отражением и тоже было пошёл почивать, но остановился.
Подумав несколько мгновений я окликнул домового.
— Эй, ты спишь?
— Да. — Шныга демонстративно зевнул.
— Послушай, а можно увидеть умершего?
— Ушедшего, — поправил домовой.
— А как же ваш знакомый?
— У него за бабки.
— Не понимаю — зачем ему старые женщины…
— Я хотел сказать: за деньги.
— А это что?
— Такие бумажные листочки… На них иногда написано, какому количеству золота он соответствует.
— Интересно выходит — на брусок прилепил название и грызи осину, а думай что это хлеб.
Я вспомнил про чёрный " кирпичик".
— Примерно так и есть. Ты можешь помочь?
— Не знаю за результат.
— То есть не можешь?
— Плод падает, когда созреет. Бог даст — свинья не съест.
— А это то причём?
— А при том. Дорога пролегает мимо владений Князя.
— Опять ты про этого Князя.
— Ваш знакомый разве не предупреждал что это опасно?
— Что-то говорил.
— Ты идёшь один?
— Вася ещё хотел повидаться…
— Уже лучше…
— Так когда?
— Лучше всего, когда Селена укрепляет своими лучами дорогу ушедших.
— ?
— По-вашему — в полнолуние.
— Ближайшее?
— Можно и ближайшее. Лучше всего в ночь Примирения, это в начале лета.
— Лиго?
— Ага.
— Хотелось бы повеселиться… Сам понимаешь.
— Ваши души слишком тяжелы… Дорога может не выдержать.
— И что?
— Ухнешь в Хлябь, а потом я волоска не дам за твою голову!
— Ну что ж — придётся кое-чем пожертвовать. Надо ещё с Васей переговорить.
— Вот и переговори, а я спать хочу.
Шныга заворочался и громко зевнул, вскоре донеслось сладкое сопение.
