Лишь кухня была по-прежнему отменной.
За вычетом Зеро и Халида, которые чаевничали за столиком у двери, Уилсон и Халид были единственными гостями ресторана. Случайно или нет — об этом Уилсон мог только гадать.
То, что Хаким первым делом заказал вино, уже нисколько не шокировало Уилсона. Хотя Коран однозначно запрещает алкоголь, Хаким не только пил, но любил и сам ритуал выбора: проинспектировать этикетку, понюхать пробку, сделать пробный глоток, поморщиться или согласно кивнуть официанту.
Первую бутылку Хаким отверг, вторую одобрил. Налив по бокалу себе и Уилсону, Хаким сказал, верно угадывая немой вопрос своего визави:
— Я — такфири. Вы знаете, что означает это слово?
Уилсон отрицательно мотнул головой.
— Это значит, я волен нарушать любые религиозные запреты. Вино, девочки, даже свинина — все позволено. Понятия «харам» — грязное, запретное — для меня не существует.
— Очень удобно, — усмехнулся Уилсон.
Хаким проигнорировал сарказм в его голосе.
— Речь идет не об удобстве, — сухо возразил он. — Просто для истовых борцов за идею — вроде меня — все иначе. И это неизбежно.
— Почему же?
— Потому что идет война, — торжественно изрек Хаким, — и мы посланы действовать в стане врага. Вот отчего мы вынуждены маскироваться.
Уилсон понимающе кивнул.
— Притворяясь грешниками, мы всего надежней прячем свою святость.
В этом была своя логика, и Уилсон ее улавливал. Однако и словесным выкрутасам он знал цену. По его наблюдениям, если Хаким и маскировался, то уж как-то чересчур хорошо. За неделю в Ливане он убедился, что этот араб с отменным маникюром и повадками бывалого сибарита берет от жизни все — и не затрудняет себя мыслями о том, как это соотносится с заветами Корана. Во второй вечер, в Бейруте, Хаким на глазах Уилсона надрался в баре отеля «Святой Георг» и поднялся к себе в номер с девицей, которая ему во внучки годилась. Неужели и это было всего лишь очередным подвигом веры: сцепив зубы, преодолеть себя и согрешить напоказ? Напоказ — кому? Кто, кроме Аллаха, видел его в номере отеля — с той несчастной девочкой, готовой на все ради пары монет?
С другой стороны, нельзя было отрицать, что Хаким всей душой в «деле». Да и задумку Уилсона он поддерживал. Несмотря на то что Хакиму было явно не по сердцу сотрудничать с американцем и план Уилсона казался ему в принципе невыполнимым, до настоящего момента он не обманул Уилсона ни в одном пункте своих обещаний. Впрочем, почему бы Хакиму и не быть паинькой? Если все завершится успехом, в Антверпене он получит семьдесят процентов дохода, а Уилсон только тридцать — хотя во время многоэтапной операции голову в петлю будет совать только он! Сумеет Длинный на полученные деньги уничтожить Америку или нет — в любом случае Хаким заработает на его энтузиазме значительный куш.
Хаким осушил свой бокал и наполнил снова. Подошел официант и, непрестанно улыбаясь, составил с подноса на стол множество тарелочек с разнообразными блюдами.
Когда официант почтительно удалился, Хаким произнес, задумчиво покачивая вино в бокале:
— Вы до сих пор ничего не рассказали о Белграде.
Уилсон пожал плечами:
— А что рассказывать? За чем приезжал — выполнил. Было много снега.
— И оттуда, значит, прямо сюда.
В тоне Хакима не было вопроса, но Уилсон счел за лучшее сообщить кое-какие подробности — черт его знает, насколько велика сеть информаторов у этого загадочного араба.
— Нет. Сначала я съездил на озеро Блед. А уж оттуда — сюда.
— Озеро Блед? Где же такое?
— В Словении.
— И с какой целью вы там были? — спросил Хаким, разламывая лаваш пополам и придвигая к себе тарелку с кебабом.
— Искал дневники одного ученого.
— А-а, знаменитые дневники! Бободжон не раз упоминал про них. Ну и как, нашли?
— Да. Потрясающий материал. Десятки рукописных книжек с математическими выкладками, с рисунками! Не просто помогло в моей работе, а разрешило все проблемы.
Хаким неопределенно улыбнулся. Конечную цель прожектов Длинного он толком не понимал. Несколько месяцев назад Бободжон объяснил ему проект в самых общих чертах, но Хакиму весь замысел показался несбыточной чепухой. Какой-то чокнутый ученый по фамилии Тесла, умерший полвека назад, какие-то его потерянные научные разработки — что-то насчет бомбы, которая на самом деле вовсе и не бомба… Из рассказа племянника дяде запомнилась только одна фраза: «Мы остановим мотор планеты!» Ага, размечтались! Мотор планеты они остановят!
