Ма, Ма, Ма, Рия, Рия, Рия!.. Это чайки кричат?..
Не уходи от меня, никогда, если ты уйдёшь, я покончу
собой, я буду всегда носить лезвие, если ты уйдёшь...
Она не хотела, чтобы я носил лезвие на цепочке с крестиком.
- Глупенькая, ты же порежешься!
- Дочка, доченька моя, ласковая!..
........................................................................
Мир скрылся в чёрном пламени ночи как зрительный зал, когда включены рампы, мы танцевали на огромной палубе, расцвеченной огнями, и только ветер доносил едва уловимые голоса запахов. В океане ночи. Она незрима и таинственна. Она волшебна. Прекрасна.
Когда знаешь движения, можешь отдаться им без усилий, свободно, бездумно, как отдаёшься любви, это музыка, терпкий настой цветов елисейских полей, в объятиях пылающего золота света мы танцевали......
...........................................................................
.........................................................
- Здесь ещё почти ничего нет, но скоро это будет самый шикарный курорт. Пока в городе только одна гостиница, но уже строятся две новые, и будут ещё... Когда всё будет сделано, тут паломничество начнётся! А при нынешних темпах строительства... Вот здесь, раньше был склон. Его срыли, сделали насыпь, забетонировали, положили покрытие, сделали освещение - и теперь это лучший дансинг-плац на всём побережье!
- А то, что здесь росло...
- Что вы! Тут не оставили ни комочка земли, всё срыли до основания. Это на тысячу лет!
- Ещё одна тысячелетняя империя?
Я подумал о сгинувших в джунглях городах, о Галлифаксе и его невероятном открытии. Я увидел, как за дальним столиком Вильгельм Рейх поднимает руку, показывая три пальца. "Три слоя",- беззвучно шевелит он губами.
...........................................................................
...............
Мысли, беспокойные ночные бабочки, оставьте меня! Зачем вы летите на свет?
Леди смеётся.
Я отпускаю свои мысли, пусть они исчезнут во тьме, их породившей, ведь мы одни, и так легко, когда ты знаешь движения, отдаться танцу, бездумно, радостно!..
- Только на ноги не наступай,- шепнула мне Леди.
5
Компания образовалась сама собой, никто не придумывал никаких уставов, не диктовал правил,- разве что, в шутку,- но одни люди, едва появившись, немедленно исчезали, редко задерживаясь дольше чем на один вечер, а другие оказывались среди нас так естественно, как будто были с нами всегда, и лишь ненадолго отлучились, чтобы встретить жену или съездить на выставку импрессионистов, и вот, вернулись. Человека либо сразу же принимали как своего, либо отвергали, и хотя никто не высказывал этого прямо, он понимал это и более не возобновлял попыток проникнуть в наш круг.
"Пора, наконец, выбираться из своей кельи",- сказала мне Леди.
Но дело было не в моей замкнутости. Это общество было для меня чужим, быть может, даже враждебным, и уж, во всяком случае, ненужным и досадным, ненужным. Для нас с Леди.
Однако, вскоре я обнаружил, к немалому для себя удивлению, что эти люди и интересны, и остроумны. Они были совсем другими, когда позволяли себе быть самими собой.
Я стал всё более с ними сближаться и, открывая их для себя, открывал новую, неведомую мне ранее, Леди.
Это как воздух, который мы вдыхаем, чтобы насладиться ароматом цветов, они нужны были как воздух.
Воздух, который создаёт синеву неба и краски заката.
Это как капли дождя, разбивающие белый солнечный свет в радугу.
Когда мы отправлялись в наши похождения, ехали на корт или выходили в море на яхтах, или просто проводили вместе вечер на вилле, шутили, рассказывали друг другу, бог знает что, об этом мире и своих от него впечатлениях, говорили об эллинизме Корбюзье, о Сальвадоре Дали, спорили о Флобере и винах, мне было так легко, что, казалось, вся земля создана для нас.
Нас уже знали, и если вдруг оказывалось, что я не могу расплатиться в ресторане, потому что только что купил серию морских пейзажей или просто забыл про деньги, то мне говорили: "Что вы, что вы!"- и записывали на мой счёт. "Мы всегда рады!"
Мы садились в машину и приезжали на виллу,- там всегда кто-нибудь был. Это было так по-домашнему непринуждённо, что каждый раз у меня возникало ощущение, что я и не уезжал отсюда вовсе.
