Пусть ребят никто и не видел в укромном уголке между фургонами и шатрами, но тут было довольно шумно. Неподалеку разыгрывался новый ваганский спектакль, и зрители громко распевали хором. И все же Тил, сидевшей спиной к фургону, удалось услышать чей-то тихий, жалобный писк. Девочка заглянула под фургон. В тени, на рваном мешке, лежала кошка с котятами.
— Ой, какие хорошенькие! — воскликнула Тил, когда и остальные увидели котят. — Их пятеро! — сообщила она после того, как, загибая пальцы, сосчитала котят. — Полти, нам всем можно взять по одному!
Это она глупо придумала. Мать Боба ни за что бы не позволила ему взять котенка. И отец Полти тоже. Полти презрительно фыркнул:
— Подумаешь, какая-то старая облезлая кошка. — И добавил: — Хотите, я вам кое-что покажу, а? Одну шутку.
Друзья не слишком охотно оторвались от наблюдения за кошкой. У Полти всегда в запасе имелись или секреты, или шутки. Секретами Полти являлись вещицы, которые он таскал у своего отца. А у Воксвелла водилось множество диковинных вещиц. Всевозможные флакончики, наполненные какими-то зельями. Как-то раз Полти заставил Боба отпить из бутылочки лилового стекла, а потом беднягу Боба тошнило до самого вечера. Ну а шутки… шутки у Полти были, например, такие: забраться на сеновал к дядюшке Орли и швырять в его жену гнилыми турнепсами. Правда, она потом сообразила, в чем дело, и прогнала ребят со двора метлой. Вот была потеха!
Да, что и говорить, шутки у Полти всегда бывали веселые!
Полти запустил руку под фургон. Тил ахнула. Полти был жирный, но неловким его назвать было нельзя. Мальчишка схватил кошку за загривок и вытащил из-под фургона. Кошка выворачивалась, пыталась оцарапать Полти, но он держал её крепко.
Полти осклабился.
— Кис-кис-кис, — насмешливо проговорил он и потрогал кошкины усы.
Кошка была тощая, блохастая. Шкурка её была окрашена весьма разнообразно — черными и белыми пятнами и черно-серыми полосками. Котята, оставшиеся под фургоном, жалобно мяукали и звали мать.
«Отпусти ее, Полти!» — хотелось сказать Бобу.
Но он промолчал и встревоженно глянул на Тил.
Шутку Полти придумал такую: одной рукой он схватил кошку за голову, крепко сжав её челюсти, а другой рукой — за задние ноги и растянул.
Боб испуганно пробежался взглядом по лицами друзей. Лени и Вел улыбались. Улыбалась даже Тил! Их как будто заколдовали! У арлекина было свое колдовство, а у Полти свое. Кошка оказалась такой длинной — ну прямо как аккордеончик-концертино!
Но оказалось, что на уме у Полти было другое.
Полти сосчитал до пяти.
И рывком еще сильнее растянул кошку.
Послышался глухой треск, похожий на выстрел.
От испуга дети даже ахнуть не смогли.
Полти сломал кошке позвоночник.
Опустив кошку, Полти почти бережно положил её на траву. Из-под фургона доносился тихий, жалобный писк котят.
Кошка какое-то время дергалась. Наконец ей удалось когтями передних лап уцепиться за траву. Кошка хотела добраться до котят, но задние ноги не слушались ее. Наверняка через некоторое время Полти был готов похохотать над бедным животным, показать, как ползет по траве несчастная кошка, волоча задние ноги.
Вот такая шутка.
Эйн! Танцуй, Эйн!
Тряпичная кукла поднялась с травы, вышла на сцену — мшистый пригорок, и её ножки затрепыхались в воздухе. Вперед, назад, назад, вперед. Эйн танцевала танец смерти.
Танцевала-танцевала… и снова повалилась навзничь. Ее глупая мордашка с нарисованной улыбкой была перепачкана зеленью. Головка беспомощно запрокинулась. Шейка у куклы разорвалась, из дырки тонкой струйкой сыпался песок.
Ката сердито встряхнула куклу:
— Плохая Эйн!
Однако игра ей порядком наскучила. Девочка сидела на корточках на каменной плите под раскидистым тисом. Прошел уже целый час. Солнце клонилось к закату, на кладбище залегли черные тени.
Ката вытерла нос тыльной стороной ладони. Серая белочка с любопытством наблюдала за ней. Девочка закрыла глаза. Мгновение — и Ката увидела себя глазами белки — маленькую девочку на материнской могиле, безжалостно терзающую несчастную, ни в чем не повинную куклу.
Ката вскочила на ноги:
— Проклятие!
