Первой пришла блондинка, потом Раймонда, потом та итальянская краля и все остальные, кроме Джулии.
— Так поздно она никогда не приходит! — сказала я.
Меня даже никто не спросил, о ком я. Всем было наплевать. Все свободны. Дивная компашка.
В гадюшнике взвыл тромбон, значит лабухи уже на месте. Старуха Хендерсон встала и удалилась, проворчав:
— А не пора ли мне сделать ванну ногам?
Я приоткрыла дверь в коридор, не идет ли Джулия. «Шлюшки» уже светили вовсю, клиенты напропалую раскупали билеты. Все партнерши уже были на месте — все, кроме Джулии.
Кто-то за спиной заорал:
— Закрой эту чертову дверь, мы не на витрине!
— На ваши мослы никто и смотреть не захочет, хоть предложите в придачу все бесплатные услуги, — отрезала я, даже не оглянувшись, но дверь все же прикрыла.
Марино пробежал по коридору и забарабанил в дверь:
— Давайте в зал, красотки. За что я вам плачу?
На что одна из девиц ему ответила:
— Это и я хотела бы знать!
Лабухи со своими инструментами устроили тарарам, который должен был разноситься по всем окрестным улицам и завлекать случайных прохожих. А когда появились клиенты — это уже была наша забота. Одна за другой мы выходили на площадку и та мука, которая нам там предстояла, была хуже смерти.
Я шла последней. В это время завертелся серебряный шар на потолке, и зал словно наполнился серебряным дождем.
Марино спросил:
— Куда вы, Джинджер?
Если он обращался по имени, то спрашивал всерьез.
— Хочу звякнуть Джулии, узнать, что с ней.
— А ну давай на площадку, да пошевеливайся! — заорал он. — Она ведь знает, во сколько начало? Давно у нас работает.
— Ей будет очень тяжело, если вы ее уволите! — принялась канючить я.
Он постучал по часам.
— Она уже уволена!
Я знала, как необходим Джулии этот заработок, и лихорадочно раздумывала, как быть. Ко мне уже мчался запыхавшийся танцор — этакая пиявка, от которой, если присосется, уже не избавишься. Мне было ясно, что он только дорвался до удовольствия, потому что накупил пачку билетов, которой должно было хватить как минимум на неделю; тертые ребята покупают их на один раз, потому что знают: такие заведения могут прикрыться в любую ночь.
Я выхватила у него билет и оторвала купон. Увидев это, Марино тряхнул кудрями и удалился. Ну я тут же и начала хныкать:
— Можно, я на минутку выйду? Мне срочно нужно позвонить! И тут же вернусь!
И что, вы думаете, этот тип заявляет?
— Я пришел сюда танцевать!
— Ну это только одной подружке, — уговаривала я его. — Зато я буду вести себя, как ангел. Я вам это компенсирую, ей-Богу!
Тут я быстро схватила его за рукав.
— Никуда не уходите, будьте здесь!
Трубку взяла хозяйка квартиры, где жила Джулия.
— Скажите, Джулия Беннет уже ушла?
— Не знаю, — ответила она. — Со вчерашнего дня ее не видела.
— Вы не могли бы поискать ее, ну пожалуйста, — уговаривала я. — Она опоздала на работу и может лишиться места!
Марино заметил меня, вернулся и заорал:
— Я ясно сказал, что…
Я помахала перед его носом купоном от билета.
— Это за счет вон того джентльмена, — и выдала тому чудаку улыбочку на все сто и еще добавила воздушный поцелуй.
Парень растаял, как мороженое на солнце, и сказал:
— Все в порядке, шеф!
Видимо, думал, что поступает как настоящий рыцарь, и я не знаю, что еще. Семь центов из его билета уже накрылись.
Марино отстал, а хозяйка вернулась к телефону и сказала:
— Я постучала, но никто не отзывается. Значит, ее нет дома.
Я повесила трубку и сказала:
— С моей подружкой что-то случилось. Дома ее нет, здесь тоже нет. Насколько я ее знаю, она и помирая мне что-нибудь передала бы…
Гордое выражение с лица моего кавалера уже сошло. Он потоптался и спросил:
— Так вы будете со мной танцевать или собираетесь стоять здесь и гадать на кофейной гуще?
Я от него только отмахнулась:
— Да пошел ты!
Он забрал купон, как раз когда оркестр перестал играть, и готов был испепелить меня взглядом.
— Десять центов коту под хвост! — выругался он и отправился на поиски другой партнерши.
Я никогда попусту голову себе не забиваю — что будет, то и будет, главное — не погореть самой. Я ведь только позвонила Джулии и ни черта не узнала. Вернувшись на паркет, я принялась молить Бога, чтобы меня не пригласил какой-нибудь селадон, напоровшийся за ужином чесноку.