Тамплиеры Пролетариата - страница 47

Шрифт
Интервал

стр.

Буквально через несколько лет от той реальности, которую умирающий человек считал в полном смысле слова "вечной", — он родился, прожил и умер при ней, — не осталось и следа. Игорь Шафаревич в своей книге "Социализм как явление мировой культуры" приводит пример династии китайских узурпаторов, которые пришли к власти всего на несколько лет, но ввели свою эру и принялись переписывать историю таким образом, чтобы заранее оправдать свое будущее тысячелетнее владычество.

Многие вещи кажутся нам неколебимыми, абсолютными, вечными, каменно-неподвижными, но достаточно легкого дуновения ветерка и они исчезают, растворяются, рассеиваются, как призрак или туман. Психоанализ в этом случае говорит о «комплексах», т. е. самогипнозе личности, превращающем незначительную деталь и случайное переживание в непреодолимую психологическую преграду, делающую существование человека бесконечным кошмаром.

Сегодня нет больше брежневских химер, выдававших себя за стражей вечности: исчезли лозунги, парткомы, портреты, гэбэшники, ОВИРы. Причем все произошло быстро, мгновенно, молниеносно. Казавшееся вечным распалось в один миг, массивные троны и солидные карьеры оказались хрупкими, как рябь на воде.

Но человеческое сознание так устроено, что обязательно поддается гипнозу, возводя кумиров, наделенных фиктивной вечностью даже в том случае, если печальная судьба их предшественников мрачно свершилась у них на глазах.

И снова складывается на пустом месте массовое психическое заболевание, новая, сотканная из комплексов, картина болезни. Вместо партийной касты появились «богатые», и теперь уже их власть кажется абсолютной и неуязвимой. В политике все поделено между несколькими наиболее ловкими персонажами. То же самое в культуре, где сформировались новый официоз, кланово сплоченный не меньше брежневского и не допускающий в свою среду посторонних.

И точно так же, как в конце застоя, кажется, что социальная магма застывает, утрачивает последнюю гибкость. Круговращение элит практически остановлено еще до того, как оно смогло всерьез начаться. Все места, даже во второсортных лавочках, распределены. Все зоны влияния, избирательные округа и приватизируемые сектора промышленности поделены.

Это так, но это иллюзия. Это гипноз, это комплекс. А комплекс, как известно, дело не внешнее, а внутреннее. Рабом делает человека не посторонний агрессор, а он сам. Героя никто и никогда не сможет унизить — ни зона, ни Совдеп, ни концлагерь, ни либерализм. Герой — это просто здоровый человек, растворивший комплексы, на которого поэтому не действуют больше чары бесконечных крошек Цахесов, объединившихся в профсоюз. Все они существуют только из-за нашей добровольной кастрации, из-за самогипноза. Мы так боимся смерти, что предпочитаем умереть, но не думать о ней, не сталкиваться с ней, не бросать ей вызова. И поэтому мы предаем свое достоинство и вверяем судьбу Системе, основанной на круговой поруке бездарностей, глупцов и подлецов. Мы сами порождаем ту иллюзию, на непреодолимость которой потом сетуем. На самом деле, власть Системы строится на совершенной фикции, на вульгарном обмане, на примитивном воровском трюке. Она берет за основу маленькую человеческую слабость — неготовность умереть "здесь и сейчас" — и раздувает ее до гигантских пропорций. В традиционном обществе эта проблема решалась легко — через обряд инициации. Человек проходил инициатическую смерть и потом на опыте обнаруживал, что за одной формой существования следует другая, а следовательно, смерть всего лишь эпизод, синкопа, переход. Если и после инициации человек подчинялся определенным нормам, так только исходя из осознания их священной духовной оправданности, а не из шкурного страха. Инициация — это то, что отличает человека от животного. Потеряв инициацию, люди превратились в неполноценных, дрожащих баранов. Они приняли Систему и стали верить в ее гнусные мифы. Появились псевдоценности и псевдоавторитеты. Эфемерное и случайное стало рассматриваться как вечное. И напротив, дух, ум, глубина были дискредитированы как нечто маргинальное, малоэффективное, излишнее.


стр.

Похожие книги