Тамплиеры и ассассины: Стражи небесных тайн - страница 11
Однако к концу II века н. э. Рим охватила предсмертная агония. Его умирание, продолжавшееся четыре столетия, длилось дольше, чем жизнь многих государств. Начиная с века Августа самодержавная власть императоров всё возрастала по мере того, как могущество законов и республиканских принципов постепенно уступало дорогу тирании. Император отдалялся от сената — традиционного источника римской власти, заискивая перед низшими классами публичными раздачами. Снижающаяся жизнеспособность и тяга к удовольствиям, ставшие характерными чертами того периода, не шли ни в какое сравнение с агрессивным духом, свойственным варварам, проживавшим на территории провинций. Участившиеся в позднем Риме случаи абортов и детоубийств привели, в частности, к снижению уровня рождаемости. Это снижение оказалось крайне несвоевременным ещё и потому, что оно сопровождалось ужасными разрушениями, причиняемыми бубонной чумой в III и IV веках. По некоторым подсчётам, между 250 и 400 годами империя потеряла двадцать процентов своих граждан[6]. Катастрофические последствия этих явлений привели к оттоку населения из сельской местности по всей Италии.
Соседние варварские племена, обычно называемые германскими, подстёгиваемые своей растущей численностью, смотрели на римские земли как на естественную цель заселения. Германцы представляли собой народ первобытной кочевой культуры, родина которого находилась в Скандинавии. Германская политеистическая религия содержала элементы анимизма, человеческие жертвоприношения, предсказания и священный каббалистический алфавит — руны. Власть военных вождей зиждилась на успешных войнах и захватах с вытекающими отсюда возможностями для грабежа. Германские короли обычно выбирались племенным советом. У германцев были также зачатки судебной системы для суда над обвиняемыми в преступлении. Несмотря на эти демократические учреждения, германским племенам были неизвестны ни понятия государства и гражданства, ни система взаимной ответственности друг перед другом правителей и подданных, подобная той, что привела к процветанию Римское государство. Со временем германские воины наводнили римскую армию. Германские крестьяне составили римское сельское население. Территории провинций благоденствовали по мере ослабления Рима.
Общий упадок Рима отразился в падении патриотизма. Слава Римской республики долгое время представлялась в образе гражданина-воина-законодателя. Большой процент от общего числа граждан республики составляли мелкие земледельцы, охотно бросавшие плуг и бравшиеся за оружие, чтобы защитить свою страну. Этот идеал воплощал Луций Квинций Цинциннат, откликнувшийся на призыв долга и привёдший римлян к победе в 458 году до н. э., а затем сразу же вернувшийся к мирной пахоте. Гражданство было привилегией в республиканском Риме, а служба в римской армии считалась честью, которой достойны только римские граждане.
Однако по мере укрепления самодержавных порядков в императорский период требования к воинскому составу изменились. Рим выработал идеал воина-профессионала. Военная служба превратилась в возможность быстрой карьеры для честолюбивых граждан, которые рассматривали её как шаг на пути к занятию должности губернатора или сенатора. Со временем те же надежды стали питать и честолюбивые провинциалы. Римское гражданство постепенно также стало терять свою избирательность, а в 212 году н. э. император Каракалла (198–217 гг.) наделил правами римского гражданства всех свободных людей, проживающих в империи, чтобы повысить приток налоговых сборов[7]. Вскоре после этого, во время правления Галлиена (253–268 гг.), политический развал Римской империи достиг небывалых размеров, вплотную приведя государство на грань полного хаоса. Восстания, предательства и призывы к гражданской войне настолько истощили силы империи, что Галлиен был вынужден запретить римским сенаторам занимать командные должности в армии[8]. Всё более отчуждаемый от власти римский гражданин больше не был заинтересован поддерживать государство. Римский средний класс уклонялся от службы в армии. К 200 году н. э. германские воины составляли от пяти до десяти процентов воинского состава. К 400 году их число достигло пятидесяти процентов
