«Но ведь это Анджей! Парень, с которым меня связывают годы общения. Может быть я ошибся? Как «Поляк» вдруг «скрысился»?
Герцог приблизился к нему, что-то переключил на шлеме. В глазах таможенника появилось осмысленное выражение.
– Поляк, ты помнишь меня?
– Да, Герцог. Я вас помню. – Голос Анджея был неузнаваемо хриплым.
– Хорошо. В твоих интересах рассказать все по порядку.
Пришедший в себя таможенник оглядел комнату, увидел чемодан «Потрошителей», заметил меня и попытался улыбнуться, затем вновь посмотрел на Контролера.
– Герцог, вы совершаете ошибку.
– То есть это не ты отдал приказ о нападении на китайский ЗРК?
– Я.
– Так в чем же моя ошибка? Нужно было отпустить тебя и простить гибель наших парней?
– Они не должны были погибнуть, если бы в точности выполнили приказ.
– А какой приказ ты отдал?
– Дать залп двумя фугасными ракетами и уйти на бреющем полете в сторону гор.
– Они так и сделали, Поляк. Но дуэль наземного ЗРК и вертолета всегда заканчивается в пользу ЗРК.
– Знаю, но они зачем-то подлетели на расстояние прицельной дальности. Их задача была дать неприцельный залп. Это по сути сигнал.
– Кому сигнал, Поляк?
– Кукловодам, Герцог.
– То есть ты все-таки продался?
– Они не враги!
– А кто же они такие? Друзья? Помощники землян? – Контролер терял невозмутимость на глазах.
– Вы не поймете…
– А ты расскажи все по-порядку. Вдруг у меня еще остались мозги, и я еще способен делать ими умозаключения?
– Вы не поверите…
– Это уж позвольте мне решать, господин Намысловски.
Я оглядел комнату. Пока Герцог беседовал с Поляком, остальные Настройщики вернулись и расположились кто где. Интуиция меня не подвела, Анджей и впрямь стоял за этими событиями, но что-то было не так. Он не выглядел предателем, в его позе и интонациях было что-то похожее на убежденность, не фанатичную или внедренную, а осознанную, выстраданную. Все мое нутро противилось признать в нем "крысу". Что я проглядел? Или во мне говорит многолетняя дружба? Логика подсказывала, что такая убежденность – признак принадлежности к Кукловодам, но интуиция протестовала – нет, это что-то другое. Я встретился с глазами Поляка. Боже, он чувствует, что я близок к пониманию, но ничем не может помочь. Я понял, что он ничего не скажет, а если скажет, то это будет сказано исключительно для меня. Кажется, никто из Настройщиков это не понял. "Слышу тебя, Анджей! Говори!"
– Герцог, господа… Я уже все сказал. Мне нечего добавить для того, чтобы вы поняли меня. Вы сами разберетесь в этом квесте.
– Поляк, ты нарываешься на "потрошилку". – Жестко сказал Контролер.
– Ну, попробуйте, уважаемый господин Трауб. – Анджей усмехнулся таможенник. Его глаза уставились не мигая на Герцога. Тот кивнул своим подчиненным. Парни подхватили чемоданчик и направились к Поляку. Но поздно. Через пару секунд после меня это поняли все присутствующие. Намысловски уже умер. Мышцы его одеревенели, застыв в позе ожидания. Со стороны можно было подумать, что молодой парень просто стоически терпит какую-то боль, не подавая виду. Но в его зрачках словно погасла слабенькая лампочка, в свете которой взгляд был живым, а без него – мертвым.
Виконт остановил "потрошителей":
– Не утруждайтесь, ребята. Вы свободны.
Те, переглянувшись, дескать, начальству виднее, отошли от трупа, которого считали еще живым, и скрылись за дверью. В комнате повисло тягостное молчание. Внимание разделилось между Виконтом, отдавшим неожиданную команду, Герцогом, стоявшим над Анджеем и мною, растерянным и убитым жалостью к Поляку.
– Инфант, – обратился ко мне Лернер, – ты что-нибудь понимаешь? Чувствуешь?
Я покачал головой.
– Не ври. – Так же тихо проговорил он, испытующе глядя на меня.
– Я ничего не понимаю, господин Виконт. – Был мой честный, но не совсем правильный ответ.
– Уверен?
– Да.
Настройщики очнулись. Раздались возгласы и вопросы, сводящиеся к одному смыслу – "Как он это сделал?" Один лишь Герцог молчал, переживая провальную неудачу. Поляк задал ему задачку, которую нужно срочно решить. Эгоистичный характер не позволял Контролеру понять то, что в одно мгновение просчитал Виконт – Анджей что-то сказал именно мне. А я опустил голову и пытался унять свои эмоции, которые почувствовал Джон. Когда я снова поднял глаза вверх, никто бы не усомнился в том, что мне и впрямь неведомо последнее послание друга. Никто, кроме Лернера.
