«Когда я говорил о явлениях природы, все подходили ко мне и слушали, даже старики присоединялись к моим ученикам», – писал Евгений Эйро.
Но, не прожив и года на острове Пасхи, он сбежал оттуда с первым же кораблем, успев построить все-таки церковь у подножия базальтовых истуканов. Года через четыре на острове Пасхи высадился любознательный офицер Топаз. Он осмотрел мастерские ваятелей, размещенные внутри потухших кратеров, исследовал остатки каменных жилищ возле вулкана Терно-Хау и привез в Европу двух небольших истуканов. Их поставили в открытой галерее Британского музея. Десять тысяч лет – вот возраст некоторых памятников с острова Пасхи! Зловещий Борнье, известный еще и под фамилией Дютру-Борнье, появившись на острове, купил себе земельный участок за несколько аршин какой-то дешевой ткани. Отсюда началось его темное владычество на острове каменных великанов. Разорив туземцев, уничтожив их жилища, он стал разводить па острове тонкорунных овец. Дютру-Борнье не пощадил даже христианской миссии на острове – он занял дом миссии и церковь под склады шерсти.
...Маклай увидел переселенцев с острова Пасхи. Они не могли доехать до Таити, многие из них умерли в затхлом корабельном трюме. Даже миссионер, человек с железным сердцем, не выдержал вида страданий пленников и выпустил их на волю. Встретиться Маклаю с ними довелось на острове Мангарева. Он подробно исследовал рапануйцев, зарисовывал их, удивляясь худобе и забитому виду пленников Борнье. В дневниках Маклая нет никаких упоминаний о знаменательной встрече с ученым «маори» Меторо Тауауре, сыном Хетуки. А эта встреча должна была неминуемо состояться, ибо Меторо был в числе пленников рапануйского «овцевода». Жрец с острова великанов был последним «маори», который умел читать знаки на дощечках из красного дерева. Вернее, он не читал, а пел, глядя на рисунки таблиц.
«Я дал одну из таблиц в руки Меторо... Он ее вертел и перевертывал, ища начала, и наконец запел написанное. Он пел нижнюю строчку слева направо; дойдя до конца строчки, он запел следующую, уже справа налево; третью строчку опять слева направо, четвертую – справа налево. Так правят волом на пашне. Дойдя до последней верхней строчки одной стороны таблицы, он перешел к ближайшей, т. е. к верхней, строчке обратной стороны и таким же образом спустился со строки на строку...
Я опять отдал табличку Меторо и записывал то, что он говорил, разделяя чертой то, что приходилось на каждый знак; таким образом, каждому написанному знаку соответствовало определенное количество слов. Я искал название такого рода письменности: она называется Бустрофедон (bous – вол, strepho – я поворачиваю), так как строчки начертаны попеременно – то слева направо, то справа налево, подобно следам плуга. Каждый знак более или менее близко изображает предмет, который обозначает. Если бы я дал весь текст, пропетый Меторо, в подстрочном переводе, образы, добавляемые во время пения, дали бы возможность заполнить более 200 страниц...» – так писал один из ученых, Gepana Laussen, о тайне красных таблиц острова Пасхи. Маклай видел эти единственные образцы полинезийской письменности и должен был знать последнего во всем мире человека, умевшего выпевать поэмы, начертанные на гладком дереве.
Прошлое острова Питкэрн волновало Маклая. Когда-то, в конце XVIII века, девять мятежных матросов корабля «Bounty», взяв с собою шесть туземцев и двенадцать таитянских женщин, высадились на пустынном острове Питкэрн. Прошло много лет, и много разных событий произошло на океанском островке. О беглецах уже успели забыть. Но в 1814 году капитан одного из английских кораблей нашел на Питкэрне целую колонию потомков мятежников от браков их с таитянками. Общиной на острове управлял седой первопоселенец Джон Адамс. Все европейцы, посещавшие в XIX веке Питкэрн, в том числе и русские путешественники, – например, Кирилл Хлебников, следовавший из Аляски в Россию, – были поражены нравственной чистотой и физическим здоровьем колонистов Питкэрна. Маленькая община на одиноком острове жила в мире и согласии, молодежь была на редкость сильной и красивой. Количество рождений здесь брало верх над смертностью. Моногенисты учили, что от смешанных браков европейцев с представителями «цветных» племен нельзя ждать здорового поколения, что потомки белых и туземок неминуемо обречены на вымирание. Еще Карл Бэр высмеивал эту «теорию». Пример процветания питкэрновцев показывал, что все зависит от условий, в которые поставлены потомки белых и туземцев. Юноши и девушки росли здесь крепкими духом и телом. Это маленькое государство счастливых и свободных людей было воспето Байроном.
