Откомандирован на строительство Магнитогорского металлургического комбината: 1930/май
Откомандирован на строительство Днепровской гидроэлектростанции (Днепрогэс): 1932/апрель
Откомандирован в распоряжение ГЛАВСЕВМОРПУТИ: 1935/сентябрь
Выписка верна:
старший научный сотрудник ЦГАК. А Рославцева
— Хороший список! — сказал я.
Я задумался…
Доннерветтер! Так вот какой человек был мой дядя. Я, конечно, всегда знал, какой он человек, но я не думал, что он такой человек! Подумать только, в каких дядя побывал переделках! А ещё говорят, что мой дядя выдумывает! Где же он выдумывает? Ничего он не выдумывает! Вот вам список, прочтите! Ах, вы его уже прочли? Очень хорошо! Прекрасно! Теперь вы догадываетесь, что такое этвас? И что значит пройти огонь, воду и медные трубы? Вот именно! Совершенно верно! Вот, вот! Совершенно правильно! Очень хорошо! Благодарю вас за внимание!..
Я посмотрел на дядю. Он сидел задумавшись, опустив лохматую голову на грудь, на расстёгнутый ворот рубахи. Потухшая трубка свисала у него с губ, между усов, на крутой подбородок. Руки лежали на ручках кресла. И тут я увидел, что дядя очень похож на Тараса Бульбу. Я видел Тараса Бульбу в книжке — точно мой дядя! Как я об этом раньше не думал!
— Дядя! — позвал я шёпотом. — Дядя!
Дядя вздрогнул. Он поднял голову и несколько раз причмокнул мундштуком своей трубки. Но трубка погасла. Дядя взял спичку, зажёг её и стал раскуривать трубку, громко посапывая. Дядина голова сразу окуталась клубами дыма.
— О чём ты сейчас думаешь? — спросил я.
— О неприятностях, — сказал дядя.
— О кабане?
— И о кабане…
— И о шпике?
— И о шпике…
— А ещё о чём?
— Мало ли ещё о чём!
Дядя посмотрел мне в глаза. У него были очень грустные глаза, у моего дяди.
— Это всё чепуха! — сказал он.
— Что чепуха?
— Кабан. И шпик. Это всё чепуха. Бывало похуже…
— Что — похуже?
— Узнаешь! Вот прочтёшь эти тетрадки и всё узнаешь… Когда-нибудь…
— Жаль, что я маленький! — сказал я. — И что я не был тогда с тобой! Я бы тебе помогал, и у тебя было бы меньше неприятностей…
— Это очень хорошо, что ты маленький! — сказал дядя. — Это прекрасно! В этом преемственность! Преемственность поколений! Ясно?
— Не ясно! — сказал я.
— Преемственность поколений — в этом вечная жизнь! — громко сказал дядя. — Ты — моя смена! Ты понимаешь, что ты — моя смена?
— Понимаю, — сказал я.
— Ведь ты же большевик у меня, не правда ли?
— Большевик, — сказал я.
— Вот именно! — крикнул дядя. — И ты продолжишь моё дело! Ради которого я жил и боролся! И ради которого готов умереть!
— Ты никогда не умрёшь! — сказал я тихо.
— Может быть! — сказал дядя. — Но я останусь вдали за рекой, а ты пойдёшь вперёд.
— Где вдали за рекой?
— В прошлом! — сказал дядя. — А теперь пойдём погуляем. Подышим воздухом. — И дядя встал.
Так я ничего и не сказал дяде о своих неприятностях. О Витьке и о дохлой крысе… Да и что было об этом рассказывать! И так всё ясно. Главное — быть находчивым и вовремя давать сдачи. А остальное всё чепуха!
На следующий день я понёс свои бивни в школу. Я с трудом запихнул их в портфель. Пришлось выкинуть несколько учебников. Но всё равно бивни торчали. Целиком они не умещались.
Я не мог не взять их в школу! Не для того, чтобы хвалиться — чего мне хвалиться! — я просто должен был доказать, что дядя не болтун. Что он ничего не выдумывает. Сейчас я мог это доказать.
Я хотел показать эти бивни всем. Во-первых, Вале. Хотя она могла увидеть их у меня дома. Она иногда приходила ко мне в гости. А Витька не приходил ко мне в гости. Эту Болотную фамилию я бы к себе не пустил. А Витьке их тоже надо было показать. Ему-то особенно. Это во-вторых. Ну, а в-третьих, всем остальным. Чтобы знали!
У кого есть ещё такие бивни, скажите? Ни у кого! Все ребята приносили в школу разные ценности: разные гайки, железки, болтики, спичечные коробки (с жуками и без жуков), фантики, резинки для рогаток, перочинные ножички и так далее. Но это всё были ложные ценности по сравнению с моими бивнями. Ложные ценности — это не настоящие ценности, попросту говоря — чепуха. Разве примут в музей какую-нибудь ржавую гайку? Не примут! Гайку только и можно, что забросить на какой-нибудь провод, привязав её за ниточку. Или сдать её в металлолом. Больше она ни на что не годится. А мои бивни можно в музей сдать! И за них даже деньги заплатят. Кто знает, какого они века! Сколько они пролежали во льдах! Может быть, тыщи лет! Я уж не знаю, где их дядя достал. Говорит — на Севере, а где на Севере — не говорит. Может быть, мои бивни — огромная историческая ценность! Кто его знает!
