- Так, может быть, у вас есть что-то, что могло бы помочь мне? - продолжала я, как можно более мягко, однако внутри что-то закипало.
- У меня? - удивилась женщина, округлив глаза, а я в этот момент впервые обратила внимание, что на шее у неё висит маленький перевёрнутый крест на цепочке. - Ну, у меня есть один таз с кровью, в котором тебя можно было бы отмыть, но с чего мне помогать тебе? Разве что у тебя есть деньги... - полувопросительно закончила она, и глаза её при этом заблестели.
- У меня не... - начала было я, но взглянув ещё раз на её вдруг ставшее неприятным лицо, я ответила: - Да, конечно, у меня есть много денег!
Я припоминала, что когда-то меня сильно пугала мысль принять ванну из крови. Но теперь, казалось, это было не так.
Она посмотрела на грязный плащ Асмодея, который я продолжала носить с собой, теперь свёрнутым в большой вонючий кулёк, и, очевидно, решила, что деньги именно там. Повернувшись спиной, она поманила меня за собой, а я всё не переставала рассматривать её странную внешность. Одно ухо у неё было проколото в трёх местах, но серёг в нём не было. В углах глаз были маленькие злые морщины, а перевёрнутый крестик из красного золота так и болтался на открытой груди, привлекая внимание и вопросы.
- Что значит этот крест? - спросила я. Женщина схватилась за него рукой и немного помрачнела.
- Это значит, что я принадлежу к церкви Сатаны, - ответила она бесцветно, пропуская меня перед собой в довольно большой дом, в котором она видимо и жила.
- Здесь в Аду есть церковь? - спрашивала я, проходя в прихожую на первом этаже. Здесь было довольно много вещей, создающих нормальные удобства в любом доме: вешалка, стулья, тумбочки. А в самой комнате, которая начиналась сразу же после прихожей, вокруг большого костра, горевшего прямо в полу, стояли несколько огромных плетёных кресел. На огне в грязном чане журчало какое-то варево.
- Нет, глупая, я принадлежала к ней, ещё когда была жива, - ответила она и грубо добавила: - Проходи сразу направо, не пачкай мне гостиную!
Я послушно прошла, куда было сказано, копя раздражение. С каждой секундой у меня всё сильнее начинало стучать в висках. Мне это нравилось.
Справа была дверь в небольшую ванную комнату, полностью выложенную красной яшмой. Внутри было довольно много места, у стены стоял стул с тазом полным крови, на стенах висели разные мочалки. А в середине пола была дыра слива, ведущая прямо под дом.
- Кровь привезли только сегодня, я сама хотела помыться, но раз уж ты тут подвернулась. Договоримся предварительно, - сказала женщина, закрывая в ванную дверь. - Сто денариев и я даже потру тебе спину.
Отказываться я уже не собиралась. Страха не было, был азарт. Наверняка сто денариев - было большой суммой, хоть я и не могла этого знать. В любом случае, для достоверности я решила немного поспорить.
- Восемьдесят, - сказала я, кладя свёрнутый грязный плащ в угол, а сама демонстративно снимая мочалку со стены.
- Какие восемьдесят! - взвизгнула женщина, округлив тёмно-коричневые глаза, - сто я тебе говорю! Сто монет!
- Восемьдесят, - повторила спокойно я, опуская мочалку в липковатую густую кровь.
Я видела краем глаза, что женщина сильно занервничала, пытаясь придумать, что делать. Я уже коснулась мочалкой своего грязного тела, от которого мою милую хозяюшку очевидно воротило, так что теперь было уже поздно. И ей пришлось согласиться.
- Девяносто и точка!
- Ладно, - сказала примирительно я, подавая ей мочалку, - а теперь помой мне спину, только очень аккуратно, она сильно повреждена. Хорошо?
Женщина молча подошла, поджав скупую губу, и взяла недовольно мочалку. Мыла она одной рукой и очень осторожно, второй прикрывая нос. Но её послушание в этом вопросе не могло избавить меня от ужасной боли. Кровь из тазика лилась по моей спине, смешиваясь с вонючими массами, и стекала по красному полу. Таким образом, зловещесть процедуры снижалась, и иногда создавалось впечатление, что это и не кровь вовсе.
- Давно ты умерла? - спросила я, пока она меня тёрла.
- Два года назад. В автокатастрофе, - последовал ответ.
