Это слово, вернее, понятие – «деморализация» – я впервые прочел в одной советской политической книжке семидесятых годов. Так как «холодная война» была в разгаре, в книге много места уделялось пропагандистскому разоблачению США, ее образа жизни, агрессивных планов и тому подобному. Кстати, несмотря на то что прошло лет тридцать, я готов подписаться под словами авторов. Так вот, одна из глав была посвящена козням американцев, стремящихся развалить Советский Союз. Много, разумеется, откровенного бреда, но один из планов американского ЦРУ действительно существовал. Позднее я читал о нем уже в современной литературе, и он так меня поразил, что несколько предложений я запомнил дословно.
Глава ЦРУ, Аллен Даллес, говорил так: «Главная цель победы над русскими – в моральном разложении их как нации. Это можно сделать, найдя помощников в самой России, поддерживая тех людей, которые станут насаждать культ секса, насилия, безнравственности. Главную ставку надо сделать на молодежь. Мы сделаем из нее циников и пошляков, и Россия сама рухнет на колени…»
А в старой советской книге внизу была помещена сноска редактора: «Это просто смехотворно. Давно разложившееся правительство Соединенных Штатов привыкло мерить все по своим меркам и даже не в состоянии представить одухотворенность и высокоморальность советского общества…»
Но так все и случилось. Современная жизнь – это деморализация, и все варятся в ее котле, и я тоже, лишь изредка пытаясь выплыть наружу. Мне это не удается, но всегда хочется.
Философские размышления прервал вернувшийся Илья. Он просунул свою взлохмаченную голову в щель и сказал:
– Вставай, Макс, к тебе курицы пришли.
Глайзер сонно пробормотал, махнув рукой:
– Скажи, что я сплю. Я устал.
– Нет, выходи, – произнес Бар. – Они еще мне будут на мозги капать.
– Ну и что? Скажешь – я не спал прошлой ночью.
– Хорошо, – кивнул Илья.
Я снова начал дремать, но полог палатки распахнулся, и в него заглянула одна из «куриц».
– Привет, Максим. Здравствуйте, мальчики. Твой друг сказал, что ты не спишь, – весело сказала она. – Выходи.
– Вот сволочь этот Бар, – грустно шепнул мне Глайзер.
Но деваться было некуда. Пришлось ему встать и уйти с ними. А я так и не узнал, чем дело закончилось, так как почти сразу же заснул, несмотря на ужасный храп Шольца. Глайзер же вернулся в палатку почти под утро, невыспавшийся и злой, как черт.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
1 июля 1999 года, четверг
РАССКАЗЫВАЕТ КИРИЛЛ МАРЦЕВ (ОМАР)
Я проснулся в пять часов утра от крика Леши.
– Эй, опухшие рожи, вставайте! – орал он, размахивая фонарем. – Весь клев проспите!
Проснувшись, я понял, что вставать не хочу. Швед что-то недовольно промычал и перевернулся на другой бок. Снаружи возле нашей палатки послышался сонный голос Щорса:
– Эти два джигита, что, не встанут?
– Не знаю.
– Я и сам бы не проснулся, – продолжил Андрей. – Если бы не ты. Мне снился Остап Бендер – мы с ним бродили по чердакам и зачем-то искали старые самовары.
– И что, нашли?
– Не успели. Ты начал кричать, мне стало неуютно и холодно, и я проснулся.
– Бери с меня пример, – сказал Леша. – Я вообще не ложился. Теперь целый день буду на бодрячке.
Я натянул на себя свитер и вылез из палатки. Было холодно. Дул ветер. По речке стелился белый туман. Костер не горел, и рыба, обещанная Бельмудом, не ловилась. Я в который раз пожалел, что поддался уговорам и приехал сюда.
Андрей, наоборот, взбодрился. К нему на крючок попался небольшой сом, и, разглядывая его, он пел революционные песни: «Сотня смелых бойцов из буденновских войск на разведку в поля поскакала…»
– Заткнись, – сказал ему Глайзер.
Щорс снисходительно улыбнулся и вытащил еще одну рыбу.
– Ты их что, своим дебильным пением подзываешь? – спросил я.
– Скорее всего от его пения рыба дуреет, – ухмыльнулся Глайзер. – И заканчивает свою жизнь самоубийством на крючке.
Бар в очередной раз вытащил пустую удочку и вздохнул:
– Все, не хочу я больше рыбу ловить.
– Я тоже, – сказал Глайзер. – Омар, давай разожгем костер. Кстати, разбудите, наконец, Шведа.
Андрей набрал в стакан речной воды и, заглянув в палатку, вылил его на голову Глеба. Послышался рев.
