– Что?
– Рифму к слову «лето» скажи, – повторил Денис. – У меня такая строчка есть, послушай – «запах теплого лета». Неплохо, да?
Рыжий солдат выругался.
– Котлета, – сказал третий солдат, перекатившись к Денису. – Или луч света.
– Луч света, – кивнул Денис. – Хорошо.
Он задумался.
Шум голосов был уже совсем близко.
– Идут, – закусив губу, пробормотал, почти провыл рыжий солдат. – Сюда идут. Господи, они ведь не заметят нас, да, Господи? Не заметят?
Третий солдат подтолкнул Денису замусоленную книжицу.
– Держи.
– «Святый Ангеле – хранителю Божий…» – прочел Денис. Потом перехватил автомат и застыл.
Когда гортанная речь раздалась уже практически в двух шагах, Денис зашептал быстро-быстро, боясь не успеть:
– Придумал. Слушайте:
Сквозь сон я слышу голос твой,
И снится сразу лучик света.
Любовь твоя всегда со мной,
Как запах теплого…
– Стреляй! – заорал третий солдат. – Стреляй!
ГЛАВА ПЕРВАЯ
14 мая 1999 года, пятница
РАССКАЗЫВАЕТ КИРИЛЛ МАРЦЕВ (ОМАР)
Когда я поступал в институт, все вокруг мне говорили: «Как мы тебе завидуем! У тебя открывается новая жизнь, второе дыхание! Такая жизнь, такие приключения…»
А я, заканчивая второй курс, наоборот, успел лишь возненавидеть всех своих лекторов, и вообще всю учебу. Может быть, у кого-то студенческая жизнь и ассоциируется с веселыми приключениями, но точно не у меня. У меня все это происходит как раз за стенами института и никак с ним не связано.
Как-то так получилось, что в своей группе я держусь особняком, почти ни с кем не общаюсь и чувствую, что меня считают изгоем. Никто, конечно, этого в лицо мне не говорит, зная мой вспыльчивый характер, но, похоже, так оно и есть.
Я сидел на второй паре и морщился. Солнце било из окна прямо в глаза, мешая спать. На парте корявыми буквами было нацарапано двустишие, полностью отражавшее мое состояние: «Солнышко светит, птички поют, ну его на фиг, наш институт!»
– Марцев, – сказал толстый доцент, преподаватель биологии. – Ответьте на вопрос: чем отличается генотипическая наследственность от модификационной? В чем сходство?
Я хмуро поднялся.
– Не знаю. Не готов.
– Марцев, – равнодушно произнес преподаватель. – У вас уже шестой минус. До экзамена я вас не допущу.
Я пожал плечами и сел. О чем я беспокоился меньше всего, так это об экзаменах. Как-нибудь сдам. Тем более что все расценки мне известны. Зачет – 10 долларов. Экзамен (смотря у кого) – от двадцати до тридцати. А биолог обойдется и пятеркой.
Следующей парой была экономика, на которую я никогда не ходил. Размышляя, что делать, я спустился в тамбур и закурил сигарету. Погода во дворе – уже летняя, жаркая, на небе ни облачка. Лучше всего было бы, конечно, пойти домой, но мне не хотелось. Дома были и отец, и мать.
– Кирилл! – окликнул меня Руслан, рослый парень из параллельного потока – один из немногих, к кому я хорошо относился. – Через неделю соревнования. Ты точно не будешь участвовать?
– Нет, – сказал я. – За институт выступать не хочу. Тем более я ведь бокс уже бросил.
– Ну, может, передумаешь? Ты ведь КМС, а у нас команда слабая.
– Руслан, я не хочу, – четко выговорил я. – Без меня справитесь.
– Ладно, как знаешь.
Я вздохнул и все же решил пойти домой. На выходе в дверях института меня остановила Алена, староста моей группы.
– Марцев, – требовательно сказала она. – Ты что, уходишь?
Я кивнул.
– На тебя рапорт напишут, – с удовлетворением произнесла Алена. – И когда ты, наконец, дашь мне деньги на подарок декану? Дай сейчас, а то опять убегишь.
Алена приехала в Одессу из какого-то глухого села под Луганском и поэтому ужасно коверкала русский язык. Это меня раздражало.
– Нет денег. Завтра принесу, – бросил я, выходя во двор. – Наверное.
На улице стояло с десяток машин, принадлежавших студентам и преподавателям. Одна из них, бежевый «Опель», из которого доносилась громкая музыка, была мне знакомой, но я, поглощенный своими мыслями, прошел мимо. И сразу услышал чей-то рев:
– Омар, не отлавливайся!
Ну так и есть – обернувшись, я увидел, что из «Опеля» высовывается бритая голова моего друга Глеба Краснецкого по прозвищу Швед, а за ней – другая, с перебитым носом.