И еще он подумал, как хорошо, должно быть, сейчас дома.
Чисто, просторно и свежо, и пахнет кофе, который Юлька все время пьет, а потом жалуется, что у нее сердце «скачет, как сумасшедшее». И Димка, младший сын, скоро явится из института и обнаружит гнома – что-то он скажет? Димка, смешливый, сероглазый, длиннорукий, как макака, умеющий сочувствовать и сопереживать, родителей обожал, почитал немного недоумками, но все же вполне нормальными ребятами и сильно огорчался, когда они... ссорились.
Бедный Димка.
Он тоже любит Новый год, снег, бенгальские огни, в Ильинку поехать и долго растапливать камин, а потом, когда он разгорится, сидеть перед ним и смотреть в огонь.
Что с ним будет, если Волков уедет туда один, как собирался нынче утром? И вообще что дальше будет с ними, с их жизнью, которая когда-то была такой прекрасной?..
Волков трусил, боялся звонить и рассуждал о жизни и о том, как хорошо, должно быть, сейчас дома.
Впрочем, всегда хорошо там, где нас нет.
Он очень решительно взял телефон, покрутил, повертел, положил и снова взял, еще решительнее.
Сейчас он позвонит Юле, а там не окажется никакой Юли, а будет туманность Андромеды!..
Я сейчас занята, извини, пожалуйста.
И тут на его счастье в дверь постучали, и вошел Игорь Осипов, игравший вчера в бильярд вместе с Виталиком и Лехой Рыбалко.
– Можно к вам, Павел Николаевич?
– Заходите, Игорь.
Вот и прекрасно. Значит, можно не звонить.
– Павел Николаевич, я принес заявление об уходе. Подпишите?
Пожалуй, в последние лет пять из своих сорока двух Волков никогда так сильно не удивлялся.
Он так удивился, что спросил, чувствуя себя Виталиком Камаровским:
– Вы уходите... куда? В отпуск?
Осипов посмотрел на шефа оценивающе – может, у него похмелье? Плохо соображает? Не проспался еще?
– Я хочу с работы уволиться, – выговорил он раздельно и немного с вызовом. – Вот заявление принес. Подпишите, пожалуйста, Павел Николаевич!
Волков сел за свой громадный стол, заваленный разного рода бумагами, принял у Игоря листок и прочитал его.
– А что за спешка, я не понял? Или вы давно собирались?
– Нет, я не собирался.
– Тогда почему?..
– Павел Николаевич, – сказал Осипов и посмотрел в потолок, – у меня личные обстоятельства. Можно я не буду о них говорить?
– Ваши личные обстоятельства – тайна?
– До некоторой степени.
«Ого», – подумал Волков.
– Ну, хорошо. – Он пожал плечами и отложил листок с заявлением. – Давайте так договоримся. До Нового года я увольнять вас не стану, а вы подумаете и, может быть, примете другое решение.
– Нет.
– Что – нет?
– Я не приму другого решения, и, если можно и если это не противоречит КЗОТу, конечно, – тут Игорь Осипов улыбнулся приятной улыбкой, – увольте меня сегодня. Лучше прямо сейчас.
– Я ничего не понимаю, – признался Волков, помолчав.
– Я просто хочу уйти с работы.
– Где вы сейчас найдете другое место?!
– Павел Николаевич, это не имеет никакого отношения к делу!
Волков покосился на листок, исписанный твердым мелким почерком.
– Послушайте, Игорь, найти работу будет очень сложно, вы это прекрасно понимаете. Мы сократили персонал почти вдвое! Хотя мы работаем в основном с госпредприятиями, у которых все же какое-то финансирование осталось. И вы хотите уволиться?! Прямо под Новый год?!
– Да.
– Это глупо.
– Ну и что?
Действительно, подумал Волков. Ну и что?..
– Присядьте.
Осипов покачал головой.
– Если вы хотите меня отговорить, ничего не выйдет.
– Точно не выйдет?
– Точно.
Волков опять посмотрел на листок, а потом Осипову в лицо. Лицо было мрачным и решительным. Решительным и непреклонным. Непреклонным и твердым.
Что происходит? Как все это понимать?
– Игорь, вы хороший специалист, и я не собирался вас увольнять, хотя из вашего отдела мы тоже людей сокращали, да вы знаете!
– Знаю, – сказал Осипов мрачно.
– И что мне прикажете делать? Брать на ваше место кого-то из уволенных?!
Осипов пожал плечами.
– Ну, что вы плечами пожимаете? Вам же не восемнадцать лет, вы взрослый человек!
– Павел Николаевич, увольте меня, пожалуйста.
– Уволю! – вдруг озверев, закричал Волков. – Уволю, не беспокойтесь! И обратно потом не возьму!
– Я не буду проситься, вы не волнуйтесь.
