Правда, пролез, только мешок пришлось снять и тащить за собой. И хорошо, что протискивался с трудом, а то бы с разгона вылетел и свалился прямо в реку: по вековечной привычке Индрик-зверь вылез на белый свет как раз посередине речного обрыва. Окаменевшая шерсть ломалась под пальцами. Голова Индрика была вывернута и смотрела в небо. Громадные полукруглые бивни, числом четыре, иступились, истерлись о гранит. Вот как, значит, он под землей ходит: вращает башкой, словно шея у него без костей, а бивни выгрызают дорогу в земле и камне…
На речном берегу лежали круглые серые валуны — на них-то и мог упасть богатырь. Пришлось осторожно спуститься по отвесному склону, цепляясь за малые трещины, щели, корни и стрижиные гнезда.
Оказавшись внизу, Жихарь задрал голову и посмотрел на каменного Индрика.
— Загубил я тебя, брат, — сказал он. — Если бы не я, ты бы еще тыщу лет землю буравил…
Услышав его, каменный зверь подался вперед. Жихарь отбежал подальше, к самой воде. Индрик, словно получив сзади хорошего пинка, вылетел из прохода, грохнулся вниз и снова обдал Жихаря каменными осколками. Только бивни остались целы.
А из пещеры на обрыве высунулась голова на длинной шее. Голова вроде бы человеческая, только очень большая, а шеи такой, конечно, у людей никогда не бывает. Голова клацнула зубами в воздухе и дико завопила, зажмурившись: не терпела, видно, солнца, хоть и на закате.
— Вот и третья смерть меня миновала, — подытожил Жихарь.
Ослепшая голова продолжала раскачиваться над берегом. Богатырь подбросил камень получше и очень метко бросил. Чуть не выбил глаз, но хитрая голова схватила камень на лету зубами и схрумкала. Жихарь приглядел еще один камень, лучше прежнего, но голова не стала его дожидаться, поспешно втянулась в обрыв.
— Вот так-то лучше, — заметил Жихарь.
Витязь
Этот холод окаянный,
Дикий вой русалки пьяной,
Всюду визг и суматоха,
Оставаться стало плохо?
Велимир Хлебников
Если долго-долго смотреть на полный месяц, можно разглядеть там целых двух человек в довольно интересном положении. Один поднял другого на вилы и задумался: брякнуть оземь или еще так подержать? Жители Чайной Земли, впрочем, усматривают там только жабу и зайца, но это, скорее всего, от узости взгляда.
Кто эти двое — в точности не известно, хоть некоторые и утверждают, что родные братья, чего-то там не поделившие. Таким образом, боги постоянно напоминают людям, какие они, человеки, сволочи: двое всего останутся, и то между собой передерутся. А на другой стороне, говорят, зрелище еще похлеще, только его до поры видеть не положено…
Так раздумывал Жихарь, уставившись на упомянутое прискорбное изображение, причем двойное: вода в реке текла ровно и спокойно, там и месяц отражался, и все прочие ночные светила, даже беспокойная бродячая звезда Зугель, которая в небе ходит не просто так, а носит вокруг себя кольцо, и разглядеть его может только самый зоркий человек на свете. Многие кичливо вызывались потягаться за это высокое звание при дворах сильных мира сего: расписывали, какие узоры на этом кольце, какие тайные знаки выдолблены, да только зря. Те, кому положено, знают, что кольцо самое простое, каменное и вовсе даже не целое, а из отдельных кусочков. Дерзнувших же похвастать необыкновенной зоркостью и простого-то зрения лишают.
При полном месяце человеку ночевать под голым небом негоже. Всякая нечисть и нежить, которая и белым днем не очень прячется, в такую ночь распоясывается окончательно, не ставит ни во что ни охранительный чеснок, ни окаянную травку полынь. Она, пожалуй, и через железную цепь осмелится перешагнуть. Вон как мавки-то в реке плещутся, скоро полезут на берег чесать зеленые свои кудри и просить Жихаря позычить им для этого дела свой гребешок. Гребешок у него за тем же голенищем, что и ложка, но он пока еще не золотой, а все равно жалко. Если дать его наглым и мокрым девкам, они расчешутся и вернутся в реку с миром, а гребень придется выбросить, иначе потом облысеешь. Если же не дать, пожадничать, тут такое начнется…
Мавки вообще-то красивые, такие красивые, какими при жизни сроду не были.
